Кухарка тайного советника - стр. 22
– Дом я закрою, – продолжал дед. – Попасть ты внутрь, конечно, сможешь, но не советую. Сгинешь тут одна, ты девочка городская, нежная.
Ага, нежная. Такая нежная, что было время, когда меня подруги на себе домой тащили в дупель пьяную. И в ларьке я водкой торговала, и полы мыла в магазине. Всякое в моей жизни бывало, о чем хочется забыть навсегда.
Я тогда другая была. Сейчас от той женщины мало что осталось, кроме подорванного здоровья, конечно.
После того, как я дочь отдала, в моей жизни был очень тяжелый период. Некоторые недели, а то и месяцы в памяти не отложились совсем, и слава Богу. Пила я тогда как не в себя, всё, чего добилась – потеряла. Как смогла выбраться – не понимаю. То ли духовное очищение, сиречь катарсис, пережила, то ли просто увидела, что жизнь не заканчивается. Ну и дочь надеялась увидеть.
Странно, но от тяги к алкоголю я здесь излечилась моментально, даже мыслей подобных не возникало. Будто и в самом деле жизнь началась заново.
Прождали мы моих сопровождающих неделю – дед уже весь извертелся от нетерпения. И этот человек мне рассказывает, как ему в лесу прекрасно живется!
За мной приехали старые знакомые, из нового была только третья лошадь. Интересно, что бы я делала с ней, если бы в детстве не занималась верховой ездой?
Я вообще в детстве чем только не увлекалась: и в художественную школу год ходила, и в биатлон, и в кружок кройки и шитья. С вокалом у меня только не сложилось – в ноты я никак не попадаю. Кто бы мог подумать, что конный спорт – одно из самых любимых, хоть и бесполезных занятий – когда-нибудь мне пригодится?
Мальчики привезли мне шикарную юбку в стиле бохо (с бахромой и заплатками, но хотя бы нужного размера) и тонкую мужскую дубленку как на них самих. Если на юбку я глядела со слезами (от смеха), то в шубейку вцепилась, как кот в кусок мяса. Мягкая, легкая, хоть и довольно широкая в плечах, она, конечно, на мне болталась, как на пугале, но по сравнению с овчинным уродством мэйд ин Лесняки – ничошная шкурка. Оверсайз. Долго вспоминала название модного в Москве бомжовского стиля, да так и не вспомнила. Вроде как хипстеры, но точно не уверена. Эх, серость я!
А ведь была золотой девочкой. Одежду носила заграничную, платье на выпускной в девятом классе шила у портнихи. Правильная была до приторности: послушная, усидчивая, на медаль шла. Что со мной случилось?
Сейчас я уже не могла Машкиного папашу вспомнить – какой он был? Как его звали-то? Александр Вадимович. Ах, Александр – какое имя!
Тварь.
Хотя ухаживал красиво, не отнять. Цветы дарил, в рестораны водил, в театр. Причем совершенно не боялся.