Куда идем мы... - стр. 3
А во-вторых, в приюте был Старый – единственный человек в жизни Четвертого, которого он мог бы назвать другом. Над этой странной дружбой ржали все приютские – очень уж забавно смотрелись рядом мелкий тщедушный пацан и древний приютский сторож-монах, непонятно как доживший с 32 уровнем до семидесяти лет.
Чем выше ты прокачаешься, тем дольше проживешь – эту аксиому все обитатели приюта выучивали раньше, чем начинали ходить. У Старого практически не было предрасположенности к монашеству, поэтому прокачка шла еле-еле, и уровни он набирал даже не с черепашьей, а с улиточьей скоростью. Но всю жизнь упрямо отказывался менять класс – и только Четвертый знал почему. Только ему Старый рассказывал про свое монашество в задушевных беседах. Впрочем, если честно, он бы, может, и кому другому рассказал, только никого это не интересовало – ну, что умного может сказать старый отбитый лузер, за всю жизнь не дотянувший даже до полтинника?
Жизнь такого человека не интересна никому, кроме другой «черепахи» - а Четвертый был точно таким же лузером, только юным. Все знали, что до 16 лет – до отправки в монастырь – практически невозможно набрать более 10 уровней. Да, основная прокачка начиналась в монастыре, где прошедшие полную инициацию начинали практиковать техники и получать пилюли и добавки.
Ну ладно, пусть десять никто в приюте не набирал – но не два же! А Четвертый на остров уехал двойкой. Да и здесь тоже… Местные спецы каких только комбинаций снадобий на нем не испробовали, какие техники чистки меридианов ему не ставили – и в итоге за полгода подняли ему целых два уровня! Рекорд, блин – на первых, самых быстрых уровнях! Был двойка, стал четверка. Его даже сам Настоятель осматривал – заставил все раскрыть, и долго осматривал, обстукивал и даже обнюхивал, что-то неразборчиво бурча под нос.
Результатом этого осмотра стало то, что Четвертому перестали давать даже общеукрепляющие пилюли и, как стопроцентно бесперспективного, отправили на кухню на завидную должность «подай-принеси». Вот он и бегает с помоями на свинарник и с тяпкой на огород уже два с половиной месяца под зычные крики Семьдесят Второго. И, судя по всему, будет бегать так всю свою жизнь – разве что, когда постареет и одряхлеет, станет сторожем, как Старый.
О своих печальных перспективах Четвертый размышлял особенно вдумчиво и потому упустил тот момент, когда до Семьдесят Второго дошло, что его наставления не слушают. Повар просто задохнулся от негодования, его широкое недоброе лицо налилось свекольным оттенком…
Удар полуметрового черпака был страшен, замечтавшегося Четвертого просто снесло по направлению к шкафу с посудой. Аккурат в шкаф монастырский мечтатель и влетел – как бильярдный шар в лузу. Юноша не удержался на ногах, упал на спину и сверху на него посыпались котелки и миски.