Кучум - стр. 12
– Алтанай?! Ты?!
– Я, мой хан. Ты еще не забыл меня?
– Но ведь ты умер…
– Да, умер.
– Как ты можешь говорить со мной? Может быть, и я умер? Ответь…
– А какая разница между живым и мертвым? Мы находимся в одном мире. Сейчас ты думаешь, что спишь, а на самом деле твоя душа беседует со мной. Иной живой больше на мертвого походит. Так-то…
– Почему ты раньше не приходил? Почему именно сейчас?
– Раньше, хан, ты не звал меня. Занят был. Сейчас тебе очень тяжело, и уже который день зовешь своего старого башлыка.
– Устал я, Алтанай. Ох, как устал. Жить не хочется больше…
– То не от нас с тобой зависит. Все в руках Аллаха. Нельзя смерть торопить. Видно, не пришел пока твой час.
– А ты можешь сказать, когда он придет? Скажи, дружище, мне очень нужно знать, сколько отмерено мне.
– По делам нашим отмерено: по благим и дурным. Ты все сделал, что хотел?
– Нет пока…
– Вот видишь. Свершишь одно, а там открывается другое. Сам себе меру и кладешь. Много, много пока дел у тебя, хан. Пострадай еще.
– И тебе не хочется обратно, Алтанай? Помог бы мне. Видишь, как маюсь один без верной руки. Тяжко…
– Нет, не хочется. Я уж не тот, что был раньше. Все мне видится иначе. Отвык от суеты вашего мира.
– Значит, не поможешь? И ты против меня. Эх, Алтанай, Алтанай…
– Зачем хан рвет себе душу? Пустое это все. Живи как живешь.
– Подожди, не уходи, – Кучум протянул руку, чтоб коснуться плеча старого башлыка, но рука не слушалась и осталась неподвижной. – Ответь тогда, где тебя похоронили.
– Это могу. Садись на своего вороного и поезжай на полуночь. Он сам привезет тебя к моей могиле.
– И еще… Тебя убил хан Едигир?
– Нет. Просто пришло мое время. Аллах призвал меня.
– А Едигир? Он живой или тоже умер? Ответь. Для меня очень важно знать об этом, умоляю…
– Скоро узнаешь. Все в этом мире становится явным, – и, не договорив, старый башлык вдруг исчез.
Кучум сидел на сбитой лежанке и безумно таращил глаза, поглядывая по углам шатра. Тихо вошла Анна, присела рядом, прильнула к груди.
– Проснулся уже?
– Сам не пойму. Спал или нет.
– А я вот что нашла возле шатра, – и она подала ему медную бляху, которую он много раз видел на кольчуге старого башлыка.
Блаженство горестных
Василий Ермак сидел на берегу небольшой речушки и, неторопливо подбирая рукой камешки, бездумно кидал их в воду, наблюдая, как тихая гладь ее разбегается кругами, похожими на глаз живого существа, пытающегося высмотреть нарушителя спокойствия, но так и не разглядев его, снова тихо засыпающего. Наконец Ермаку надоело это пустое занятие, он повел широкими плечами, поднялся на ноги, оглядел степную даль, вслушиваясь в полуденную тишину, нарушаемую лишь стрекотанием кузнечиков да побрякиванием удил пасшейся лошади.