Кто Вы, госпожа Чайковская? К вопросу о судьбе царской дочери Анастасии Романовой - стр. 15

Теория, заключающаяся в том, что «больную» всему научили, является главным доводом лиц, стремящихся доказать, что нет надобности в каком-нибудь расследовании; действительно, невольно напрашивается мысль, что есть люди, которые могли из каких-либо специальных целей «обработать» несчастную больную и внушить ей всякие эпизоды из прежней жизни Великой Княжны, которые она потом под влиянием самовнушения передает как ею пережитое; но в этом и должна состоять, мне кажется, одна часть расследования – могли ли лица, ее окружавшие, сообщить ей подобные сведения. Насколько мне известно, некоторые из ее рассказов не могли быть почерпнуты из напечатанных воспоминаний и также не могли быть известны лицам, окружавшим за последние годы «больную». Кроме того, врачи сильно сомневаются, чтобы «больная» при состоянии ее памяти была бы способна схватывать и вспоминать все, что ей могли рассказать, конечно – лишь мельком.

Ценность же записок г[оспо]жи Ратлеф, мне представляется, именно в том и заключается, что она совершенно не осведомлена о прежней жизни Царской Семьи и даже никогда не была в местах пребывания Их Величеств. Поэтому она не могла бы подсказывать что-либо «больной» или наводить ее на соответствующие мысли, г[оспожа] Ратлеф прочла мне все свои записки; она старалась обращать мое внимание, зачастую, на эпизоды общеизвестные и поэтому, в данном случае, не интересные и совершенно не схватывала и не понимала значения мелких фактов и замечаний «больной», которые, по-моему, наиболее поражают.

К сожалению, последние шесть месяцев совершенно потеряны в смысле наблюдения и расследования в этом направлении. Я сразу обратил внимание на это обстоятельство Цаале, когда он совершенно неожиданно в Июне мес[яце] с[его] г[ода] решил поместить «больную» в санаторию в Баварии. Она находится там в прекрасных климатических и медицинских условиях, и в этом отношении, может быть, время не потеряно, но там не велись и не могут вестись медицинским персоналом какие-либо дневники или записи о разговорах и рассказах «больной». Бывшая здесь на днях Оберни [в] санатории, ознакомившись с записками г[оспожи] Ратлеф, правда, сказала нам, что она многое из этого знала из уст пациентки и утверждала самым определенным образом, что ни для нее, ни для остального медицинского персонала не представляет никакого[31] сомнения, что «больная» именно та, за которую она себя выдает. Причем Оберни особенно отметила, что эта их уверенность зиждется не только на производящих правдивое впечатление рассказах, но на всем облике, характере, поведении и пр[очем] «больной».