Кто-нибудь видел мою девчонку? 100 писем к Сереже - стр. 19
Я опять слышу твой голос:
– Подожди, Иванчик, ты же сказала, что парень возвращается в свою Африку.
Ну да, сказала. Он пытался уехать, но скоро рванулся ко мне в Париж – сначала один раз, потом другой, третий. Расстаться оказалось не так просто.
Он ведь тоже Сережа.
14
Как же мне тебя не хватает! Сегодня я показывала Сереже “Пепел и алмаз”. Твой “Пепел и алмаз”. Горячо рассказывала про Цибульского – восточноевропейского Джеймса Дина, “с его пластикой танцора рок-н-ролла и близорукими глазами интеллектуала за темными очками гангстера”. Что-то объясняла, про тебя и про всех бунтовщиков без причины сразу. Мой мальчик минут двадцать смотрел “Пепел…” серьезно и внимательно, потом стал целовать меня в шею, потом и вовсе развернул от экрана и начал возиться с пуговицами на шелковой блузке. Потом сказал:
– Это, наверное, хороший фильм, он совершенно нам не мешал.
И – в ответ на мою молчаливую обиду:
– Про Цибульского и рок-н-ролл я всё понял, но ведь смотреть это сейчас невозможно, да?
И я за “Пепел и алмаз” никак не вступилась. Теперь у меня какое-то дурацкое чувство, что я тебя предала.
Я так и не поняла, с кем занималась любовью под звуки польской речи и стрекот автомата.
15
В каком бешеном угаре разворачивался наш роман! Без этого угара нам, наверное, было бы не вырваться из предыдущих отношений – у обоих они были запутанными. С Катей вы жили в разных квартирах и церемонно обращались друг к другу на “вы” – мне это всегда казалось фальшивым. Почему вы жили отдельно – я не знала и знать не хотела. Вероятно, так было “круче”, вы гордились своей свободой и своими необычными отношениями. Но часто оставались друг у друга ночевать. А у Марковича была усталого вида религиозная жена с тремя детьми – странным образом я никогда не хотела, чтобы он ушел из семьи, несмотря на нашу пятилетнюю связь и мою глубокую одержимость им и его идеями (точнее, идеями Розанова – Шестова – Леонтьева). Он снимал комнату в огромной коммуналке на улице Герцена, куда я поднималась по заплеванной лестнице со всё нарастающей тоской.