Крысиная башня - стр. 8
Но было поздно. Саша погрузилась в безразличие и, кажется, приняла болезнь как должное. Теперь она не ждала его прикосновений.
– Твои родители говорят, ты отказываешься от повторной операции, – сказал Мельник. – Почему?
– А есть ли в ней смысл?
Саша слегка повернула голову, так что теперь Мельник мог видеть ее щеку и край глаза.
– Почему нет?
– Ты же знаешь, что будет, если мне станет лучше, правда?
Он действительно знал. Она бы снова истратила себя.
От бабушки Саше досталась удивительная способность влиять на чужие судьбы. Распорядиться этой способностью можно было по-разному.
Можно было сделать вид, что ее вовсе нет, и жить жизнью обычного человека – и Мельник предпочитал поступать именно так.
Можно было спасать людей – такой выбор сделала Саша. Но если Мельник был опасен для других, то она была опасна для себя. Каждый раз, когда она переписывала чью-то жизнь, ей становилось чуть хуже. Сашина бабушка была женщиной мудрой и осторожной, ее хватило надолго – разум ее померк, когда она была уже пожилой. Саша же тратила себя самозабвенно, остервенело. Мельник всегда думал, что дело в ее обостренном чувстве сострадания, но в последнее время стал подозревать, что она хотела не только помочь им, но и истратить себя. Истратить себя раньше времени.
После резких слов Полины он с ужасом осознал, что его холодность и отстраненность могли мучить ее так сильно, что она решила покончить с жизнью. Как говорить с ней об этом, он не знал.
– Разве тебе не хочется жить? – спросил Мельник.
– Очень хочется, – просто ответила Саша. – Но я устала – от того, что все время вижу, как кто-то мучается. Я знаю, что могу помочь, и помогаю. Но, когда заканчиваю, тут же вижу кого-то еще. И это никогда не прекращается.
– Ты все равно не сможешь помочь всем.
– Всем – не смогу. Никто никогда не сможет.
– Так что же…
– Кроме меня, этого вообще никто не делает.
Она повернулась и посмотрела на Мельника. Цвет ее лица был бледным, с легким землистым оттенком, под глазами залегли глубокие тени, кожа обтянула скулы. Он не хотел ее терять. Но она уходила.
– Я думал, что никогда не буду вмешиваться, – сказал он. – Но вмешался, потому что иначе было нельзя. Это случилось три дня назад.
Глядя, как оживились ее глаза, Мельник понял, что сказал, наверное, единственную вещь, которая еще могла ее заинтересовать. Он не мог сказать ей о любви – она заподозрила бы за этими словами унизительную жалость к умирающей, но он мог дать ей надежду, что когда-нибудь изменится.
– Расскажи, – недоверчиво потребовала Саша.
Мельник рассказал ей про Бойко – подробно, стараясь не упустить ни одной детали.