Крымский выбор - стр. 2
Крымчанами это событие было воспринято не то чтобы с восторгом, но большинством – как само собой разумеющееся. Тем более что для людей в обыденной жизни практически ничего не поменялось: они так же продолжали общаться на работе и в быту на русском языке, на нем же читали газеты и слушали радио, смотрели кинофильмы и передачи начавшего развиваться телевидения, могли свободно ездить к родственникам и друзьям в России, Украине или любой другой республике СССР; общей оставалась интернациональная идеология, история страны, география. Разве что в школах был введен дополнительный предмет – украинский язык, а в некоторых создавались и классы, где желающие могли обучаться на нем, в магазинах и библиотеках появилась художественная литература на украинском, на украинском печаталась и небольшая часть тиражей нескольких крымских газет. Доходило и до курьезов при замене вывесок из-за низкого уровня знания украинского языка. «Украинизированные» таким образом некоторые «Парикмахерские» в результате в Крыму превратились в пахнущие пылью веков «Цирюльни» или просто коверкано-суржиковые «Парикмахерськи».
Но в повседневном быту крымчан ничего особенного – или раздражающего людей – не происходило. В сознании жителей полуострова глубоко закрепилось понимание нерушимости единства русского, белорусского и украинского народов, и они даже представить себе не могли другого. И мне, много лет проработавшему в школе – сначала учителем географии, а затем директором, – ни разу не довелось столкнуться с так называемым «национальным вопросом»: настолько органично была выстроена система воспитания и обучения подрастающего поколения. А уж о противопоставлении чего бы то ни было русского и украинского не могло быть и речи.
Вся моя трудовая и общественная деятельность была связана со сферой образования. В 1990-2000-е годы я трижды избирался депутатом Ялтинского городского совета, в котором также курировал направление образования, вопросы семьи и работы с молодежью. Тем не менее занятие политикой в нашей среде никогда особо не поощрялось и не приветствовалось. В советские времена о каком-то разделении по национальному или идеологическому признаку никто и не думал, таких мыслей даже не могло возникать. Мы все понимали, что, хотя мы живем и в разных регионах, зачастую отстоящих один от другого на тысячи километров, но в одном государстве.
Да в принципе о том, что живем в национальных республиках, мы вспоминали только в дни праздников, а в остальном все, что у нас происходило, происходило и во всем Советском Союзе. Поэтому ни в образовании, ни в культуре, ни в спорте какого-то разделения в государстве по республикам не было: существовала общая для всех «линия партии», единые решения советского правительства, и все их выполняли безоговорочно, а иного мы и представить не могли. В школах были унифицированные программы, учебные планы, тарификационная сетка – все достаточно жестко, прогрессивно, хотя и, возможно, перегружено. Советское образование было одним из лучших в мире: оно было фундаментальным, глубоким, но излишне насыщенным – слишком много информации и чересчур подробно мы давали детям по многим дисциплинам. Но все изучали все одно и то же, а мы не выделяли ни естественные науки, ни гуманитарные, не ущемляя детей в их возможностях…