Крылья - стр. 110

— Не надо ему всю эту… — хочу сказать «боль», но в последний момент заменяю слово: — грязь.

— Угу, — отзывается Лаки.

Допивает свою порцию кофе, встает, идет к раковине и споласкивает пустую чашку, ставит на место. Как завороженная слежу за каждым его движением. Я слишком хорошо знаю своего сына, чтобы поверить в то, что в таком серьезном вопросе он ограничится каким-то там «угу».

Лаки возвращается. Упирается ладонями в столешницу, широко расставив руки, и смотрит на меня в упор.

— Мне хочется надавать себе по морде за то, что напоминаю тебе об этом, — произносит таким серьезным и одновременно пугающим голосом, что у меня по позвоночнику бежит целый табун мурашек. — Но ты уже пыталась оградить меня от… грязи. Если бы я заранее знал, что моя биологическая мать родила меня только для того, чтобы втереться в доверие к отцу, за которым шпионила, в прошлом году я испытал бы на несколько неприятных минут меньше. — Сглатываю. Помню, что «минуты» — чудовищное, колоссальное преуменьшение. Это были два месяца, которые Лаки провел в плену у своей матери и ее сообщников-наркоторговцев. Месяцы, о которых я знаю лишь поверхностно — то, что он сам мне рассказал. А еще я знаю, что за этот, казалось бы, короткий период времени моего сына выломало изнутри и вывернуло наизнанку… — Поэтому мы ничего не станем скрывать, — заканчивает жестко.

Не будем. Он прав. Пожалуй, более действенных аргументов привести было бы нельзя.

— Хорошо, — соглашаюсь.

— Вот и отлично. — Лаки расслабляется, плюхается на стул, будто и не было той сцены, всего-то минуту назад. — Не переживай, я сам все обсужу с Гаем. Еще только начало года, устроим его в новую школу. Если что, попрошу Рикардо, пусть замолвит словечко.

Упоминание имени дядюшки Лаки заставляет меня поморщиться. С момента начала нашей игры с Риганом Рикардо так и не осчастливил меня своим визитом, что на него непохоже: обычно Тайлер предпочитает приходить лично и сыпать проклятиями, глядя в лицо. Это прерогатива семьи — к остальным он сразу посылает киллеров.

— Делай как знаешь, — говорю.

Все-таки «я и Рикардо» и «Лаки и Рикардо» не одно и то же. Племянника тот любит до умопомрачения, а наши с ним терки — только наши.

— Разберемся, — улыбается Лаки. — Это ерунда. Я же как-то выучился в нескольких разных школах, тебе ли не знать.

Это уж точно. В свое время он потрепал своими выкрутасами нервы и мне, и дяде, и персоналу целых восьми школ.

— Ладно, — говорю и встаю. Ставлю чашку в посудомойку — лень даже ополоснуть. — Голова раскалывается, — вру, просто хочу побыть одна. — Пойду выпью болеутоляющее и полежу.