Кружевные закаты - стр. 37
Михаил, со всеми обходительный, а с кем-то чересчур нежный, удивлялся постному личику невесты, но благоразумно предположил, что она обыкновенно утомлена присутствием всего этого высшего сброда. Михаил не сомневался в назначении людей, с ухмылками, будто приросшими к холеным лицам и ненавязчивой целью казаться учтивее, чем Крисницкий того заслуживал, передвигающимися от одного пышно убранного стола к другому. Поэтому он не испытывал внутренней борьбы и был сбит с толку, отчего Тоня так близко принимает к сердцу их поведение.
Но необходимость помнить о состоянии Крисницкого существенно ослабевала первоначальный пыл аристократов, поэтому серьезных размолвок между хозяином дома и особняком, но близко к нему стоящей знатью не происходило. Правда, когда он добился Марианны, чуть было не вышел скандал, ведь княгиня Юрьевская всерьез вздумала добиться его расположения и начала распространять пикантные подробности интимной жизни актрисы и промышленника. Притом, разумеется, что сама знать толком ничего не могла. Но, рассудив, что мало у кого встретишь отменные закуски и музыкантов (и откуда у разночинца взялся великолепный вкус?), успокоилась и обратила неуемный взор на другой предмет, вращавшийся опаляющее близко. Чему удивляться, петербургский бомонд знал всех своих представителей в лицо. Так что молодому гусару не удалось избежать объятий зрелой княгини и утомительных преферансов с ее слабоумным супругом. Размолвки не произошло, но взрывоопасный дуэт с того момента предпочитал не столь явно давать поводы для пересудов.
Ни мук совести, ни обиды из-за подобного отношения к дорогим гостям новоявленной супруги Крисницкий не ощущал, а лишь спокойно продолжал попивать вино из слишком дорогих фужеров и поглядывать на актрису Подянину, ближайшую подругу Марианны. Сама она, ясное дело, на торжество не явилась.
– Чтобы окончательно дать ему возможность вдоволь посмеяться и насладиться моим унижением? – гневно констатировала Марианна, сжимая в руке принесенное швейцаром приглашение. – Нет, каков!
Никогда больше Варвара Подянина не видела подругу в подобной ярости. Та, открыв расписной конверт, перестала даже причесываться и так, неубранная, злоязычная, ходила по гримерной до начала спектакля.
В комнате, должной теперь стать спальней, Тоня еще не освоилась. Она медленно прошла к широкой постели, вздрогнула и, присев на краешек, застеленный по всем правилам, начала раздеваться. Находясь в каком-то забытье, она не думала о предстоящем. Только, нагибаясь, чтобы поднять выпавшую из прически шпильку, больно ударилась о стоящий радом с постелью столик. Чувствуя нарастающее раздражения из-за собственного бессилия, она стиснула зубы и ждала, пока боль уступит место облегчению.