Кружевные закаты - стр. 19
– Но это…
– Эгоистично? Душа моя, раз и навсегда усвойте – не нужно поддаваться на пропаганду. Да, вы, возможно, подадите нищему несколько копеек. И что дальше? Он не выберется из своего болота, а лишь больше проголодается, поскольку узнает, что еда бывает вкусной. Ему только страданий прибавит то, что на какой-то миг он стал счастливее.
– Но тут вы не правы! Вы способны улучшить жизнь хоть одного человека, принести ему счастье, возможность развиваться физически и духовно! Это ведь чудо – судьба, случай, не знаю, но… Представьте, вы находите сироту, привечаете, обогреваете, а из него вырастает чудесный человек, быть может, талант… А, не сделай вы этого, ничего не вышло бы!
– Все это домыслы. Ведь и по – иному может случиться – этот найденыш вас погубит. Возможно, все на земле возможно. Я же и говорю – все врут, включая меня. Врут в первую очередь себе – вот что страшно. Иногда я говорю вроде бы правильно, вроде бы верю в сказанное, и в то же время чувствую, что в другой ситуации с другими людьми сказал бы иначе… Приходится поощрять нищенство, поскольку его не уничтожишь. Да и бесчеловечно это, как ни крути. Невозможно вовсе без эмоций смотреть на голод, поэтому рука поневоле тянется к бумажнику. А ведь нужно идти с другого конца… Ведь людей доводить до подобного состояния тоже бесчеловечно. Да, в том, что есть нищие, не виноват никто. А те, кто милостыню подает, все до одного молодцы! – Крисницкий заметно разошелся, даже ослабил объятия поднятого кверху воротника рубашки. – Раз уж на то пошло, искоренять это нужно, не жалкие объедки им кидать, а обеспечивать работой. Вот что истинно гуманно!
– И еще, раз мы заговорили о творцах наших, – вставила Антонина, надеясь уйти от волнующей обоих темы, не способной удовлетворить ни любопытство, ни потребность понять, – Пушкин тоже часто пишет о страданиях, смерти, поиске… Один Онегин чего стоит. Это возникло задолго до нашего появления и продолжается. Люди не хотят смотреть на действительность!
– Вы так восхищаетесь Пушкиным и Тургеневым… Но ведь есть множество других писателей. Достоевский, например, – уклончиво сказал Михаил, возвращаясь в обычное состояние легкой отрешенности и пристроив ворот на отведенное ему место.
Антонина поджала губы, что свидетельствовало об обиде.
– Достоевский, наверное, хорош, но только пишет о том, что меня не трогает. Просто у каждого свои вкусы, и не нужно осуждать людей, если они любят что-то, отличное от ваших представлений, – твердо, хоть и тихо, сказала она, опасаясь, как бы ее слова не прозвучали резко. Вдруг ему этот писатель симпатичен.