Крушение империи. Записки председателя Государственной думы - стр. 4

При всей природной незлобивости и несклонности к интригам, Родзянко ухитрился нажить немало врагов. «Царь его не любил; Маклаков ненавидел, – писал П.Н. Милюков. – Но по своему положению Родзянко выдвигался на первый план в роли рупора Думы и общественного мнения. „Напыщенный и неумный“, – говорил про него Маклаков. „Напыщенным“ Родзянко не был; он просто и честно играл свою роль. Но он вскипал, надувался сознанием своей великой миссии и „тек во храме“. „Неумен“ он был; в своих докладах, как и в своих воспоминаниях, он упрощал и утрировал положение, – вероятно, под влиянием Гучкова. Паникерство было ему свойственно. При всем том не считаться с ним было нельзя».

В.М. Пуришкевич, любивший высмеивать своих коллег по Думе в язвительных эпиграммах, высказался по поводу избрания Родзянко на пост председателя Думы в поэтической форме:

И все же, умело лавируя между фракциями и политическими группировками, М.В. Родзянко и в дальнейшем ежегодно переизбирался на пост председателя Думы. Но это требовало и тонкой политической игры в отношении высших властей. Председатель Совета министров В.Н. Коковцов, сменивший на этом посту Столыпина после трагической смерти Петра Аркадьевича, вспоминал:

«Все, что было правее кадетов, видимо, не знало, на какой ноге танцевать [после выборов в Четвертую Думу]. Родзянко, всегда наружно выражавший большие симпатии ко мне, лично вовсе не появлялся».

Что ж, заметил премьер-министр двойственность в отношении Родзянко к собственной персоне или нет, – Михаил Владимирович упорно гнул свою линию.

И все же в политической карьере М.В. Родзянко был очень сложный эпизод. Ему пришлось в 1911 году готовить для государя доклад по «распутинскому делу», а личность и деяния Распутина председатель Государственной думы оценивал крайне негативно: «Безграмотный, безнравственный, развратный мужик, сектант, человек порочный, явился как бы в роли всесильного временщика, которого, к сожалению, часть общества поддерживала и окружала организованным кружком. Что хорошего могло сулить России такое мрачное явление? Если бы дело ограничивалось исключительно увлечением императрицы Александры Феодоровны воображаемым даром пророчества этого человека и гипнотической силой, облегчавшей ее нервное страдание и умерявшей ее страхи и опасения за свою семью, в особенности за жизнь наследника, то, конечно, это особой тревоги возбудить бы не могло. Но Распутин, завладев неограниченным доверием царской семьи, организовал (или вокруг него был организован) плотно спаянный кружок единомышленников, который сначала преследовал личные цели, а засим мало-помалу стал вмешиваться сначала в церковные, а затем и в государственные дела, устраняя популярных деятелей и заменяя их своими ставленниками. Наконец, близость к царскому престолу заведомо безнравственного и развратного, безграмотного мужика, слава о безобразных похождениях которого гремела, очевидно, способна была в корне подорвать высокое чувство уважения и почитания верховной власти. Были темные слухи о том, что именно это и входило в план вдохновителей распутинского кружка».