Круговая подтяжка - стр. 31
– С чего ты так решила? – удивился Барашков. – Все люди смертны, собаки тоже. Одиннадцать лет для колли – приличный возраст.
– Нет, не скажи! – Тина покачала головой. – Он умер от ревности. Безысходности. Уходила-то я из дома не одна.
– Ас кем?
– Был человек. Ты его как-то видел. Азарцев. Я у него тогда работала, в косметологической клинике. Помнишь, я тебе говорила?
– Ну да.
– Чарли не любил его. Не рычал, не лаял, о, нет! Просто, когда Азарцев бывал у меня, Чарли лежал в коридоре в углу и не выходил. Никогда не гулял с ним, не брал у него еду. Наверное, чувствовал, что Азарцев меня предаст.
– И что?
– Так и вышло. Когда пришлось сделать выбор, Азарцев выбрал не меня. А я невольно предала Чарли.
– Тина! – сказал Азарцев. – Я теперь знаю, куда тебе надо ехать в первую очередь!
– Куда?
– В клинику неврозов. Если хочешь, я тебя отвезу! И это еще мягко сказано! По-моему, ты того! – Аркадий выразительно постучал по когда-то кудрявой башке. – Сдвинулась на собаке!
Тина усмехнулась.
– Какая же у мужчин простая организация ума! И Азарцев говорил точно так же, как ты: «Сдвинулась на собаке!» Но если собака – единственное существо, которое любит?
– А может, ты просто других-то не замечаешь? – вдруг укоризненно и очень тихо сказал Аркадий.
– Ну что ты мучаешь меня! – заорала вдруг Тина. Лицо ее исказилось, и пена появилась у рта. – Не видишь, что ли, мне плохо, плохо, плохо! Я действительно хочу остаться одна! Я хочу умереть! Или, по крайней мере, закрыть глаза! А ты все сидишь, разглагольствуешь, философствуешь, умничаешь! Уходи! – почти визжала она. – Уходи! Я вас всех ненавижу! Всех-всех! Ненавижу весь свет! И задерни шторы! – Она зарыдала. Аркадий молча встал. Тина лежала на животе, все тело ее сотрясали конвульсии, слезы текли так быстро и сильно, что в момент намочили подушку.
«Истерика, – подумал Барашков. – Черт знает что! Тот мужик, видимо, ее бросил. А она действительно его любила. Как странно. Печально». Неожиданно ему пришло в голову, что он сидит рядом с женщиной, которая плачет оттого, что ее бросил не он, Барашков, а некто другой, и ему это безразлично. Вот что значит старость. Или не старость, а зрелость?
Она наконец затихла.
– Я сейчас уйду, – сказал Аркадий. – Не сердись, проводи меня. Только знай, ты должна лечиться!
Тина повернулась к нему, вытерла ладонями мокрые щеки.
– Прости. Тебе, должно быть, противно на меня смотреть, – сказала она. – Я стала страшная. Злая и страшная. Ужасно, что мне это безразлично. Я не хочу быть ни молодой, ни красивой.
– Ты просто больна. – Барашков взял ее за руку. – Теперь мне это совершенно ясно.