Кровоточащий город - стр. 27
Отпуск мы проводили обычно у моей тети, жившей на типично английской ферме в типично английской холмистой местности в Центральной Франции. Отец сидел по большей части в кресле-качалке и перечитывал рассказы – Джона Чивера, Уильяма Максвелла, Рэймонда Карвера. День шел своим чередом, солнце вставало, сияло и закатывалось, а он все сидел, почти неподвижно и лишь вытягивая ноги, когда ветерок начинал покачивать кресло. Мою тетю, свою сестру, он недолюбливал. В свое время она вышла замуж за богатого и больного страхового брокера, оставившего вполне достаточно денег, чтобы она позволила себе утолить давнюю страсть – создать в сердце Франции уголок сельской Англии 1950-х. Дни проходили в молчаливой, невысказанной зависти.
Мы с матерью играли обычно в пинг-понг и гуляли по холмистому плато, схожему с тем, что протянулось от Дорсета до Шотландии и Котсуолда, и не имевшему ничего общего с моим представлением о Франции. Теперь те прогулки видятся в ином свете – как нечто прекрасное, нечто, объединявшее нас с матерью. Тогда же мне не терпелось вырваться из-под ее опеки, и большую часть времени я проводил в своей комнате, растянувшись на полу и записывая в блокнот стихи и пьесы, которым предстояло – в этом я не сомневался – вывести меня на театральную сцену и телевизионный экран. Когда Эдинбург избавил меня наконец от тех летних каникул, я был готов целовать его улицы в знак признательности.
Машина в доме была только у меня одного – довольно потрепанный синий «поло», доставшийся мне от деда. До Брикстона компанию мне составила Веро, решившая навестить тамошнюю подругу. От солнца ее спасала огромная широкополая розовая шляпа. В последние недели Веро несколько набрала вес и сейчас выглядела веселее, чем зимой.
Генри собрался съездить к сестре в лечебницу и ушел из дома рано утром, когда светило солнце и тучи не успели собраться. К бездомным под аркой я с ним больше не ходил; он понял, что мне там не понравилось, что место это показалось мне грязным и жутким. Оставив прежний проект с бездомными, Генри готовил теперь репортаж о ночных развлечениях. Просмотрев фотографии, я обнаружил знакомую пещеру в Южном Лондоне – с кострами и звездным потолком. Генри чудовищно похудел, кожа стала почти прозрачной, а глаза наводили на мысль, что у него проблемы со щитовидной железой. В заведении, где содержалась Астрид, Генри вполне могли принять за пациента, и, если бы такое случилось, я был бы только рад. Мой друг определенно нуждался в помощи.
Проезжая вдоль реки, мы с Веро немного поговорили о нем. Его состояние беспокоило нас обоих, но что мы-то могли сделать? Рассказать его отцу? Попытаться поговорить с ним по душам? В конце концов откровенный разговор был отложен до возвращения. Я не стал рассказывать Веро о том, что мы делали после «Boujis», она, в свою очередь, ни разу не помянула того блондина, с которым ушла из клуба. Чувствовалось, что мы постепенно расходимся, дрейфуем в разные стороны, и ни у кого нет сил собрать нас всех вместе. Состояние Астрид ухудшилось, и Генри, бывая дома, подолгу разговаривал с родителями по телефону.