Кровоточащий город - стр. 2

Ты приехала, ворвалась вихрем обузданной энергии, и, пока разговаривала с врачом, твои руки искали и не находили покоя. Ты была на седьмом месяце беременности и носила живот, как заготовленное к бою оружие. Ты не плакала – стояла надо мной и смотрела сверху вниз, но я не решался встретиться с тобой взглядом. Твои глаза – сухие, без малейшего намека на слезы, такие холодные. Я отвернулся. Прислонился к белой больничной стене, прижался лбом к липкой штукатурке и закрыл глаза.

Все годы учебы в университете я мечтал о том, чтобы уехать в Лондон. Постоянно глядя только перед собой, лишь изредка переключаясь на паузу, чтобы насладиться каким-то особенно ярким мгновением, я гнал себя вперед. Как и все мы. Когда налетали промозглые эдинбургские ветра, и я потуже обматывал шарфом шею, и Веро искала тепла в моих объятиях, а Генри прикрывал слезящиеся глаза длинными, худыми пальцами, мы все равно лишь подхлестывали себя – вперед, к Лондону. Мы водили дружбу только с теми, у кого были квартиры в Лондоне, кто знал лондонскую жизнь. Мы жили ради пятничных рейсов «Easyjet», мы уносились на юг в вечерних костюмах, и шампанское выплескивалось из пластиковых стаканчиков, когда шасси касалось посадочной полосы.

В безудержном стремлении к новым впечатлениям мы отрывались от юности и спешили к будущему, ждавшему нас с кислой миной разочарования. И никто не удосужился сказать нам, что впитывать нужно все, нужно вжигать в память образы, впечатывать в сердце чувства. Потому что скоро только это у нас и останется.

Веро стояла спиной к нам, раскинув руки. Черная шаль стелилась за ней на ветру, как у ведьмы. Вечер только начался, и солнечные лучи шарили по шпилям и башням старого города. Надвигавшаяся туча грозила пролиться дождем. Сгущалась тьма. Мы побежали вниз по склону, к подножию холма. Генри быстро обогнал нас, легко перескакивая через пучки вереска и кочки. Веро споткнулась, я бросился к ней, помочь, и почувствовал замерзшими пальцами тяжесть шали и тепло тела под ней. Я оглянулся – ночь собиралась на востоке, вплетаясь в тени Кэлтон-Хилла. Ударил дождь, и мы, поднажав, перебежали через дорогу и, хохоча, ворвались в бар «Балморал», где запыхавшийся Генри уже сидел перед стойкой – с бутылкой вина и тремя стаканами. Память золотит те дни.

Мы шиковали как могли. Отец Генри, владелец старомодной газеты, тираж которой стремительно катился вниз, выплачивал сыну пособие, позволявшее снимать для всех нас квартиру в Новом городе, оплачивать счета за обед и не экономить на выпивке. Веро, похоже, всегда получала достаточно для безбедного существования. У нее был богатый дядюшка и заботливые крестные; сама мысль о бедности применительно к Веро казалась оскорбительной. Впечатление богатой девушки она производила, даже когда я знал, что в кошельке у нее – последняя десятка; деньги появлялись откуда-то в нужный момент, и в самые тяжелые дни она оставляла на моем столе несколько банкнот с коротким посланием, наспех написанным поперек королевского лица косметическим карандашом.