Кровавый след. Реальная история - стр. 5
И открыв обе половины, они так и остались стоять возле них, дожидаясь приближающегося Сергея.
– Здорово, милиция! – спрыгивая с саней на ходу, весело крикнул приехавший и, крепко пожимая другу руку, прикрикнул: – Гнедок, домой!
Красавец конь, тряхнув припорошённой снегом заиндевевшей гривой, согласно фыркнул, выпустив облако пара, и, послушно въехав в открытые ворота, остановился только у своего привычного места во дворе.
– Ну ты воспитал себе помощников, я смотрю, они у тебя, как цирковые, всё могут! – смеясь, удивлялся участковый послушности Гнедого и сообразительности Мухтара.
– Ну так! Дурней, однако, не держим! Мы и сами с усами! – широко улыбаясь, откликнулся Сергей.
– Дай папироску, тёзка! Свои-то все пороздал, они там в городе вообще, что-ли, курить не покупают!
С удовольствием приняв из рук Степаныча папиросу, прикурил и крикнул отошедшей вглубь двора жене.
– Мать! Ты там от бандитов подарки-то из саней в летнюю кухню спрячь, а то до праздника всё распотрошат!
Но было уже поздно. Из кухонного окна, разрисованного морозом, уже торчали две шкодные рожицы сыновей, которые ладошками пытались отогреть стекло, чтобы лучше видеть происходящее во дворе…
Глава 2. За елкой
– Вот, тошнотики, уже узрели и батьку, и рюкзак! Ничего от них не спрячешь! – любуясь своими сыновьями в замёрзшем окне, смеялся отец.
– Мать! Нас, кажись, спалили! – улыбаясь и грозя кулаком в окно двум любопытным мордашкам, озорно закричал Сергей Татьяне, которая, уже взяв из саней старенький потрёпанный рюкзак мужа, шла в летнюю кухню прятать подарки.
– Ага, щас! Облезут неровно, особенно Санька! – беззлобно откликнулась Татьяна на смех мужа.
– Степаныч, ты уже слыхал, как они у нас тут набедокурили? Чуть печку не взорвала, Танюха моя! – всё так же веселясь и улыбаясь в густые усы, обернулся он к участковому.
– Да уж наслышан, как же! – заразившись весельем этой озорной и дружной пары, тоже разулыбался Степаныч.
Он всегда с большой радостью приходил в гости в эту весёлую, суматошную семью, где всегда что-то происходило, и где скучать было некогда. С добрым сердцем и белой завистью одинокий участковый всегда с любовью смотрел на них и словно отогревался душой в этом шумном гостеприимном доме.
А иногда, поймав в свои крепкие объятия щуплого младшенького Мишку и сунув ему горсть карамелек, осторожно тискал его, вдыхая запах тела сорванца, и плакал своей доброй искорёженной душой.
Однажды, будучи немного в подпитие, он едва не признался Сергею в причине своего одиночества, но, смахнув некстати набежавшую слезу, чмокнул вёрткого Мишку в макушку, нехотя отпустил того на свободу и промолчал.