Кровавый рассвет - стр. 6

– Поспите, родные мои, хоть час. Никто не забредет сюда, я покараулю вас до утра, – он успокоил своих посетителей, которые за все эти годы стали ему действительно близкими людьми. Даже попрошайки, которые нигде не работали, а только клянчили монеты у ворот приходской церкви, вызывали в нем жалость – они тоже хотят жить! Никто из них не заслуживает такой жуткой смерти. Всех тех, кто был здесь – он знал с детства. Пока они рядом с ним – им ничего не угрожает.

И люди послушно положили головы на столы и сомкнули отяжелевшие от бессонных ночей веки. Усталость взяла свое, увещевание хозяина таверны о том, что он будет сторожить их сон с ружьем в руках – немного усыпило и отогнало страх подальше отсюда. У Гарриса было всего лишь две комнаты с койками, а людей в его таверну набилось столько, что многим пришлось заночевать прямо на соломенном полу в пивном зале.

А этим временем убийца небрежно шел по улицам их города и открывал счет новым жертвам. Беспощадный и жестокий – он не знал жалости и упивался своей властью над теми, кто считал себя в этом городе хозяином. И перед ним все стали равны – и богачи и бедняки, и молодые и старики. Кто бы ни попался на его пути – пощады не жди и смерть добровольно прими, ведь от его цепких лап никому не уйти.

Томас Гордон вместе с дочерью Анной шёл через вересковое поле на работу. Рассвет начинал зажигать мерцающе-розовые огни на сером небе, но солнце пока еще пряталось за горизонтом. Прохладный утренний воздух, пропитанный озёрными туманами, будто невидимой плетью подгонял людей, спешащих на работу к тем, кто мог позволить себе и поспать подольше и не работать. Анна сильнее укуталась в свою кофту из овчины, Томас же ограничился тем, что застегнул одну пуговицу на шерстяной жилетке. Он работал главным конюхом у лорда Уильяма Дугласа, а его дочь с двенадцати лет была горничной у миссис Ненси Флеминг, жены юриста. После бессонной ночи голова у обоих гудела, будто колокол, в который били набатом, веки смыкались, а ноги подкашивались от усталости. Томас согнул плечи вниз, будто тащил на шее груз и бросал едва заметные взгляды на свою задумчивую дочь. Внешне она походила на него – высокая и худая, с вьющимися каштановыми волосами и серьёзными зелеными глазами, вид – усталый, но во взгляде воля к жизни и надежда. В молодости он тоже был таким – его низкое происхождение не мешало ему бороться за место под солнцем, но вечная нищета и болезни от тяжелой физической работы сделали свое дело: он сдался и перестал бороться за лучшую жизнь. Она была для него заказана. Взор стал потухшим, и обреченным – он принял свою долю и смирился со своей судьбой. Сейчас он был главным конюхом – небывалое везение, но успел поработать и землекопом, и шахтером, и каменщиком. Когда у тебя нет никаких титулов, ты – пыль под ногами богачей, вещь, которую используя на полную катушку, потом выкидывают на обочину судьбы. Когда слуги дряхлели от возраста и работы, хозяева выпроваживали их восвояси; очень часто они пополняли ряды нищих и бездомных. Но некоторым везло чуть больше – если удавалось скопить немного деньжат от жалованья, они открывали дешевые кабаки и таверны, а некоторые слуги оставались доживать свой век в господском доме. Обычно это были няни и личные горничные. Все зависело от хозяев. Чем аристократичнее и богаче были хозяева, тем лучше они относились к прислуге. Им не нужно было самоутверждаться за счет слуг, они и так знали себе цену.