Кровавый апельсин - стр. 29

Матильда обдумывает услышанное и улыбается.

– Ты же не нарочно, – говорит она. – Значит, ничего страшного.

Я улыбаюсь ей в ответ, и она меня обнимает. Остаток пути мы идем молча под скрип колес моей сумки и хруст Матильдиных конфет.

– Я даже злиться на тебя больше не могу. С этим нужно заканчивать. Ты должна стать организованнее. – Голос Карл не повышает. Ему и не нужно.

– Наверное, я дни спутала. Ты же вроде сказал…

– Ты же знаешь, что по вторникам я допоздна с пациентами. – Карл качает головой и поворачивается к томатному соусу на плите.

– Наверное, я напутала, – повторяю я, потому что сказать больше нечего.

– Да, наверное. А потом взяла и накупила Матильде конфет. Ужинать теперь она не будет.

Я жду продолжения упреков, но Карл наливает в кастрюлю воды из чайника и кладет две горсти макарон. Когда он принимается натирать пармезан, я тихонько выбираюсь из кухни. Молчание хуже любых упреков. Нужно исправляться.

Прошла неделя. Октябрь в самом разгаре, как и процесс в Бэзилдонском суде короны, на котором я защищаю футболиста среднего пошиба, обвиненного в незаконных половых сношениях с несовершеннолетней. Можно с полной уверенностью сказать, что процесс получился не слишком успешным, подсудимый вел себя отвратительно, и, даже будучи его представителем, я рада, что ему дали пять лет. После оглашения приговора я навещаю его в изоляторе.

Дожидаясь у двери, я проверяю электронную почту. Спам, спам, новости по разным судебным процессам, сообщение от Патрика. От Патрика! Я открываю письмо с бешено бьющимся сердцем. На прошлой неделе мы виделись только раз, вечером четверга у него в квартире. Патрик эсэмэской спросил, свободна ли я, и позвал к себе. Когда я приехала, уже смеркалось, а потом лежала рядом с ним, смотрела, как темнеет за закрытым жалюзи окном, и слушала, как Боб Дилан поет о том, что не стоит думать дважды[13]. Вместе с ним, рядом с ним было так хорошо…

«След встреча с Мадлен Смит назначена на среду. Потом нужно поговорить о деле. Разберись с яслями».

Я морщусь сотовому. Мы язвим и пререкаемся, словно вечера четверга в помине не было. Тогда он дышал мне в макушку, наши сердца бились в унисон, мы поцеловались, когда кончили. «Редкостный вечер», – сказал тогда Патрик. Идиллия. Я даже вздохнуть боялась, чтобы ее не нарушить. Когда одевалась, Патрик смотрел в телефон и едва поднял голову, чтобы попрощаться, хотя я пыталась его поцеловать.

– Мисс, мисс, вы к кому? – Приглушенный голос из переговорного устройства возвращает меня к реальности.

– К Питеру Ройлу.

– Понятно.