Кровавое наследие - стр. 7
Китэрия потупилась и, тяжело вздохнув, высвободилась из княжеских объятий. Таймар понял, что это ещё не конец, что сила её обиды по-прежнему велика. Хотя, быть может к обиде примешивалась ещё и ревность. Таймару отчего-то казалось, что ревновать его к Высшей так же абсурдно, как ревновать к охоте или к скачке на лошадях. Но похоже, у лилулай был свой взгляд на его союз с Рамией и этот взгляд мешал ей соединиться с ним и раскрыть свой дар.
– Послушай, Тэри, мне кажется, или ты ревнуешь меня к жене? – спросил он, чтобы избежать недомолвок.
Китэрию этот простой вопрос привёл в ступор. Она сначала вскинула голову и даже распахнула от изумления свои припухшие губки (которые, похоже, часто кусала последнее время), а потом так и замерла будто статуя. Лишь её глаза продолжали излучать жизнь, лихорадочно сверкая, подобно звёздам.
– Ревнуешь, – понял князь. – Хотя казалось бы, должна была уже привыкнуть, что у меня всегда кто-то есть.
Эти слова явно были лишними. Китэрию от них затрясло, даже нижняя губа задрожала, а в глазах появился уже откровенно влажный блеск.
– Но к Мариго ты так не ревновала, – непонимающе проговорил Таймар. – Что изменилось?
Князь не хотел ссоры. Он пришёл, чтобы всё исправить, а на деле лишь усугубил и без того непростую ситуацию.
Он был уверен, что теперь-то лилулай окончательно замкнётся в себе и вытащить её из раковины отчуждённости будет уже невозможно, но она его удивила. Китэрия шагнул к нему, оттоптав от волнения носок его сапога, и задрала голову, чтобы заглянуть прямо в его глаза.
– Мариго была злобная, завистливая… принцесса нижнего круга, – желчно выплюнула она, напоминая, что её происхождение выше роглуарского. – А Рамия! Рамия… – о том, кто для неё Рамия лилулай сказать не смогла, но вновь потупленный взгляд и опущенные плечи говорили лучше слов. Рамия для Китэрии была такой соперницей, с которой и тягаться казалось бессмысленно.
Эта слабость перед его божественной супругой показалась Таймару до невозможности трогательной. Китэрия сейчас выглядела такой живой, настоящей и близкой ему. Она не походила на этэри из Валамара и уж тем более на малаярма Высшей, обладающего древним артефактом правды. Она олицетворяла ранимую женскую душу, со всеми её сомнениями, неуверенностями и чаяньями. Князь увидел в этом её отчаянном жесте страдание простой девушки, которая хотела бы соединиться с избранником, да не может по причине богобоязни. Такой в сущности смешной, первобытный страх, но проявленный в лилулай он приобретал совсем другой смысл и значение, он становился подтверждением её любви.