Кровавая плаха - стр. 32
Витольд Горский, заткнув большую накрахмаленную салфетку за ворот рубахи, с оттенком иронии произнес:
– Неужели вам, Иван Сергеевич, за день не надоели эти меркантильные делишки? Хоть бы сейчас поговорили о чем-нибудь возвышенном, скажем о музыке и литературе. Только и слышишь: барыши, товар, рубли, полтинники. Хоть бы детей своих постеснялись!
Иван Сергеевич, хотя и привык к словесным выходкам юного репетитора, на сей раз несколько опешил. Сам он был выходцем из крепостной семьи. Но ему повезло с барыней, генеральшей Зиминой.
Увидала она, что малолетний сынок кучера Сергея всячески к грамоте тянется, приказала приводить его по утрам к себе. Так Ваня, сидя возле генеральского сына, осваивал от его учителей всяческую науку. Весьма способным он оказался к математике. Когда к генеральше приезжали гости, она звала в гостиную девятилетнего сына кучера.
Ваню ставили посреди комнаты и задавали арифметические задачки, которые тот должен был решать в уме.
– Ежели восемь да умножить на шестьдесят шесть – сколько будет?
Ваня моментально отвечал:
– Пятьсот двадцать восемь!
– А тридцать семь помножить на тридцать семь?
Мальчуган на несколько секунд наморщивал лоб, мучительно соображал и выдавал результат:
– Тысяча триста шестьдесят девять!
Гости по бумажке проверяли ответ и восхищались:
– Истинно Михайло Ломоносов!
Ученым Жемарин не стал, а пустила его барыня по торговой части. И не пожалела! Торговал Иван умело, счастливо, доходно. Скоро его лавка на торговой площади стала у тамбовцев посещаемой. Продукты здесь были всегда свежие, доброкачественные, а цены умеренные.
Вернул Иван барыне ее капитал, в дело вложенный, да еще с высоким процентом. А еще через два года выкупил себя и мать из крепостного состояния (отец помер годом раньше).
Тут же женился удачно. В жены взял купеческую дочку, в Тамбове первую красавицу, да притом мастерицу и рукодельницу.
Марья Емельяновна принесла с собой пуховую перину, сундук исподнего и верхнего платья, полпуда столового серебра да десять тысяч рублей. Иван тут же открыл еще лавку. Барыши так и потекли в дом Жемариных.
Но Иван Сергеевич, богобоязненный человек, скромно говорил:
– Я тут ни при чем, вся сила от Господа, он о нас о всех печется. Коли мне дает, так я делиться обязан с другими.
И делился. Школу для бедных поставил. На Вознесенский монастырь жертвовал. Да и кормилась вокруг его дома прорва людишек всех возрастов, профессий и званий: плотников, коптильщиков, барышников.
…Вот теперь Иван Сергеевич поднял глаза на юношу, который питался с его стола, получал за уроки двоим сыновьям чуть меньше учителя гимназии, кротко, но твердо ответил: