Кровь за кровь - стр. 11
Но на этот раз в своих приключениях сестра зашла слишком далеко. На этот раз секрет оказался слишком большим. Никто не сможет убить фюрера Третьего рейха и уйти безнаказанным. Если Адель исполнит свой план, вся семья Вольфов за это поплатится.
Было десять минут седьмого, если верить тонким стрелкам карманных часов Мартина. Бал Победителя только начался. У Феликса ещё есть время, чтобы остановить это безумие.
Приглушённая брань Феликса врезалась в кляп, когда он повернул тело ещё на девяносто градусов, ударившись связанными руками по пружинам матраса. Там почти дюжина острых металлических кончиков. Хоть один из них должен был…
Увы. Загнутые концы пружин были слишком малы, чтобы их поймать требовалась точность, которой Феликс – уткнувшийся носом в пол, с раскалывающейся от боли головой – сейчас не обладал. Он не оставлял попыток, вновь и вновь ударяя онемевшими руками по пружинному дну кровати.
Часы покойного брата продолжали тикать. Они показывали пять минут девятого, когда Феликсу всё же удалось зацепить хлопок за заострённый изгиб пружины матраса. В десять минут девятого первая полоса простыни начала рваться. В двенадцать минут с верёвками было покончено. Руки Феликса упали по бокам от тела, на запястьях темнели полосы насыщенного фиолетового оттенка.
Что теперь? Во-первых, нужно избавиться от этого дурацкого кляпа. Язык Феликса стал бескрайней потрескавшейся пустыней, казалось, слишком большой для его рта.
Феликс с трудом выполз из-под кровати. Всех оттенков чёрного, белого и серого, кадры Бала Победителя зачаровывали объятую сумерками комнату. Там, на экране, была его сестра, её зубы обнажились в улыбке, когда Адель приняла приглашение фюрера на танец.
Они принялись кружить, подчиняясь беззвучному мотиву (регулятор громкости на телевизоре был вывернут на минимум). Феликс не отрывал взгляда от экрана, пока сидел и развязывал три отдельных стяжки на ногах.
Когда-то Феликс считал, будто умеет читать мысли сестры – их эмоции гудели в унисон, и он часто знал заранее, что она собирается сказать. Но если их связь была так сильна, почему Феликс только неделю назад узнал, что Адель считает их мир несправедливым? И – рискуя всем, что им дорого – она присоединилась к Сопротивлению, собираясь это исправить?
Не делай этого, Ада. Не надо. Пожалуйста, нет. Феликс надеялся, что между ними осталась хоть какая-то видимость связи. Что его мольбы не просто бессмысленно разобьются об экран телевизора.
Адель застыла в объятиях Гитлера. Её губы двигались, лицо скривилось в выражении, которое Феликс никогда раньше не замечал у сестры: отвращение столь сильное, что поражало каждую чёрточку.