Кровь и лунный свет - стр. 5
Из-за выстроенных вокруг лесов мне приходится балансировать на спине скульптуры на носочках, чтобы дотянуться до искореженной балки. Но зато мне сразу же удается нащупать трещину в дереве, которая не заметна ни сверху, ни снизу.
Рухнувшие небеса, да она огромна! Чудо, что балка еще не проломилась. А ведь днем здесь полно рабочих. Если бы эта секция лесов рухнула, вряд ли бы кто-то выжил, упав с высоты шести этажей на лежащие внизу камни, которые вытесывают и режут мастера.
Я подаюсь вперед, чтобы прощупать, насколько глубока трещина. Она примерно с мое предплечье в длину – слишком большая, чтобы хватило просто обмотать веревкой, – а внутри множество мелких щепок, что лишь подтверждает, что балка вот-вот переломится. Но, сколько бы проблем это ни принесло, я рада, что теперь могу принять верное решение: всю секцию придется разобрать и собрать заново.
А это приведет к остановке строительства на два дня. И даст Верховному альтуму еще одну причину для жалоб.
Острая щепка впивается в средний палец. Я рефлекторно отдергиваю руку и, заметив кровь из-под ногтя, тяну палец в рот. Резкий медный привкус в мгновение ока обволакивает язык, но кровотечение быстро останавливается. Поэтому через несколько секунд я подставляю руку под лунный свет, чтобы посмотреть, не осталось ли заноз. Но, к счастью, ничего не нахожу.
Вот только вторая рука, которой я продолжаю упираться в балку и удерживать себя на весу, начинает дрожать.
Прежде чем я успеваю перехватиться, налетает сильный порыв ветра. Свист в трубе горгульи становится пронзительней и громче, вызывая дрожь в конечностях и позвоночнике. Все мышцы мгновенно сокращаются, и я теряю последнюю ненадежную опору.
А в следующее мгновение – лечу на камни, кувыркаясь в воздухе, пока небо, леса, святилище и луна проносятся перед глазами. Капли крови дугой окрашивают стену, и в то же мгновение я понимаю – без всяких сомнений, – что умру.
Никогда не думала, что все закончится так.
Зрение заволакивает тьма, когда я выгибаюсь и хватаюсь за горло в отчаянной попытке остановить кровотечение. А второй рукой так же тщетно цепляюсь за стену, чувствуя, будто меня разрывает на части.
Боль – единственное, что наполняет мой мир. И мне остается лишь ждать, пока не растворятся остатки моего сознания.
Но этого не происходит.
Зрение медленно восстанавливается, возвращая четкость окружающим предметам, но лишь через несколько секунд я осознаю, что не умерла, а зависла примерно в двенадцати метрах над землей, болтаюсь на страховочной веревке, которая впивается в талию. Я перевожу изумленный взгляд на горгулью, прослеживая веревку до лесов, к которым с большой неохотой прикрепила ее несколько минут назад. Визг все еще наполняет воздух, но… неужели эти звуки доносятся изо рта статуи? Они звучат так… по-человечески. Словно кто-то испугался или вот-вот умрет – или и то и другое сразу. Если бы я не сомневалась, что визг раздался до моего падения, – решила бы, что это я визжу.