Кровь и лунный свет - стр. 40
И дверь захлопывается у меня перед носом.
Глава 11
– Не понимаю, – шепчу я.
Симон внимательно смотрит на меня:
– Ты о том, почему ее слышала только ты?
Оцепенело кивнув, я отхожу от двери.
– Этому можно найти несколько объяснений, – говорит он. – Во-первых, женщина может лгать. Она призналась, что кричала на тебя, только после того, как мы заявили, что ее слышали другие.
Я качаю головой:
– Но почему? Разве ей не хочется, чтобы преступление раскрыли?
Симон жестом приглашает меня вернуться к переулку.
– Она сомневается, что мы его раскроем. Поэтому считает, что чем меньше ее трогают, тем лучше. Особенно учитывая то, что в этом замешан сын градоначальника.
Интересно, считает ли Симон расследование столь же безнадежным? Мы обходим остальные дома, но никто не признается, что слышал хоть что-то до того, как я закричала, а женщина обругала меня. Подобные склоки – обычное дело в этом районе, поэтому никто не удосужился поинтересоваться, в чем же дело, пока не появились стражники.
– Почему никто ничего не слышал? – спрашиваю я Симона, когда мы приближаемся к последнему дому в пределах видимости переулка. – Ты сказал, что объяснений несколько…
– Возможно, акустика здесь такова, что стены не дают распространиться звуку на улицы, и он поднимается вверх. – Симон замолкает на мгновение. – Ты понимаешь, о чем я?
– Конечно, – отвечаю я, ощущая снисходительное отношение. – Акустика играет важную роль при проектировании святилища.
Я не смогла бы сделать подробные расчеты, но зато понимаю суть. Именно углы и изгибы стен отвечают за то, чтобы голос священников у алтаря разносился по всему зданию. Здесь я отметила тот же эффект, когда подслушивала разговор с Жулианой с крыши, но не рассказываю об этом. Кстати, раз Симон знает об акустике и понимает язык врачей, образован он не хуже Реми, а то и лучше.
Поняв, что последнюю дверь нам так никто и не откроет, мы возвращаемся в переулок.
– Давай начнем с самого начала, – говорит Симон. – Что ты увидела, когда заглянула сюда той ночью?
И тут мой взгляд натыкается на пару серебристых глаз, подведенных тушью, на другой стороне улицы. Я замираю – но они исчезают прежде, чем мне удается осознать увиденное.
– Катрин.
Лицо Симона так близко, что изъян в его глазу выделяется так же сильно, как темный сучок на дубовой доске.
– Что? – вздрогнув, говорю я.
– Что-то не так?
Человек пропал… если он мне не привиделся.
– Нет, ничего, – быстро отвечаю я.
У Симона такое лицо, что сразу понятно: он не особо верит моим словам.
– Что ж, ладно. – Он указывает на переулок. – Что ты видела той ночью?