Кровь диверсантов - стр. 29
Теперь вознегодовал Клемм:
– У меня тоже кое-какие дела, черт!.. Смогу выехать утром четырнадцатого, готовь документы.
Глава 9
Бацают тарелки духового оркестра, бухают барабаны, взвизгивают флейты, пукают басовые трубы – исполняется торжественный прусский марш «Глория». Все улицы и кварталы, прилегающие к бывшему Дому профсоюзов, оцеплены, офицеры жидкой струей просачиваются ко входу, держа в руках именные приглашения. Мобилизованы немки – машинистки и телефонистки, в белых фартучках снуют они по полуподвалу с подносами, разнося дымящиеся пеной кружки с пивом; строжайше отобранные славянки с примесью немецкой крови нарезают хлеб для бутербродов. Низкими сводами полуподвал напоминает мюнхенскую пивную, для старших же чинов открыт буфет с традиционными русскими закусками, из далекой Баварии к празднику доставили доброе темное пиво, знатоки похваливают и светлое гамбургское.
Перекрывая шум, зычно прокричали офицеры-распорядители: «В зал! В зал! В зал!» Торопливо допивая, приглашенные потянулись к витым лестницам. По-прежнему звучала «Глория».
Нешумно и быстро офицерство расселось по местам. Открылась дверь слева от сцены – и восемьсот с чем-то человек приветственно поднялись. Бриллиант сверкнул на Рыцарском кресте Вислени, вышедшего из-за кулис к трибуне. Его свита степенно вышагивала вдоль первого ряда партера, впереди – хозяин области Вильгельм Кубе. Дойдя до своего кресла, он спросил о чем-то Вислени, опершись кулаками о барьер оркестровой ямы. Ответ получил, кивнул, сел – и вся свита села.
– Товарищи! – начал Вислени. – Когда семьдесят три года назад был повергнут один из подлых врагов нарождавшейся империи, когда германский народ пережил долгожданное счастье победы, когда триумф нации достиг, казалось, точки величайшего экстаза, – знали ли наши отцы тогда, сколь несравним тот душевный подъем с колоссальным воодушевлением, что охватывал Германию в дни побед, дарованных нам гением Вождя!
Зал разразился криками, обращенными к портрету Вождя. Тот, в скромном солдатском одеянии, вогнал четыре пальца левой руки под ремень, стоя на фоне чего-то победно-героического. Сапоги начищены до блеска, на груди – Железный крест.
– Ему, Вождю, народ обязан всем, – продолжал Вислени, и левая рука его, сложившись в локте, выпрямилась, сжатый кулачок отлетал, подчеркивая мысль, ставя вопросительные, восклицательные знаки и кавычки, особо заметные, когда в зале погасла половина ламп громадной люстры, потухли стенные бра, зато свет оркестровой ямы выхватил Вислени из полутьмы сцены, а затем на нем скрестились лучи прожекторов сверху и подкрашенные синим и зеленым цветом софиты чуть ниже боковых лож. По странному закону торжеств световой эффект преобразовался в звуковой: голос Вислени запел фанфарно. И можно было отчетливо рассмотреть его лицо – костистое, умное, способное выражать иронию, умевшее расползаться в отеческом добродушии, – светящееся лицо, это от него расходились лучи вниз, вверх и во все стороны.