Кронштадт и Питер в 1917 году - стр. 32

Чтение лекций в партийном кружке теперь уже распределялось между Рошалем, Ульянцевым, Кириллом, Смилгой, Брегманом и Дешевым. Таким образом, наша руководящая коллегия до некоторой степени расширилась, и успех нашей партии среди кронштадтских масс значительно подвинулся вперед. Очень быстро мы все сработались и образовали дружную партийную семью.

Тов. Рошаль продолжал объезды судов. Агитация нашей партии пользовалась колоссальным Успехом. Особенно сочувственно встречались речи, направленные против войны. Однажды произошел следующий инцидент; некий солдат Шикин, бывший кронштадтский торговец, окопавшийся в тылу и потому, естественно, ярый оборонец и патриот, чуждый ясного политического сознания, но но натуре доводило смелый, выступил на Якорной площади с лозунгом: «Война до полной победы». Толпа, присутствовавшая на митинге, немедленно арестовала его и привела в Совет с требованием немедленной отправки оборонческого агитатора на фронт. «Он стоит за войну до конца! Так вот и пускай он показывает пример и сам идет на передовые позиции – в линию огня», – мотивировали арест доставившие его матросы.

Конечно, Совет на фронт его не отправил, но данный случай сам по себе был чрезвычайно симптоматичен. Империалистическая война не пользовалась никаким кредитом в глазах кронштадтских рабочих, матросов и солдат. Враждебные нам партии не могли показаться на митинге, их встречали единодушными криками: «Долой».

Во время поездок тов. Рошаля по кораблям бывали случаи, что целые суда просили записать их в партию. По словам Рошаля, общее число сочувствовавших нашей партии достигало в то время колоссальной цифры в 35 000 человек, хотя формально членами партии состояло не свыше трех тысяч. Эта сочувственная нам атмосфера была такова, что даже меньшевики и эсеры могли работать в Кронштадте не иначе, как приняв своего рода защитную окраску. Меньшевики и эсеры были у нас только левого, интернационалистического оттенка. В вопросах об отношении к войне и даже к Временному правительству у нас не было больших разногласий. Поэтому зачастую после митинга нам приходилось слышать вопрос: «Так в чем же состоят ваши разногласия с левыми эсерами?» Разумеется, приходилось читать длинную лекцию по марксизму, разоблачая идеалистическую теорию и никуда не годную программу левых эсеров, а также их неверную, колеблющуюся и политически не выдержанную тактику. Из левых эсеров наибольший успех на широких собраниях имел Брушвит. Молодой парень, всегда ходивший в крестьянском армяке, с довольно большой растрепанной бородой, он явно стремился принять внешнее крестьянское обличье. В совершенстве владея простонародной речью, он был от природы не лишен остроумия, и его речи слушались с большим интересом; тем не менее, когда дело доходило до голосования, то подавляющее большинство рук поднималось за наши резолюции, и Брушвиту не оставалось ничего иного, как для поддержания своего политического престижа присоединяться к нашему предложению. Кроме Брушвита у эсеров работали: матрос Борис Донской, убивший в 1918 г. в Киеве немецкого генерала Эйхгорна и за это повешенный прислужниками германского империализма, солдат Покровский и интеллигент Смолянский. Эсеры помещались в бывшем доме Вирена. Там они создали клуб, устраивали заседания, читали лекции на политические и научные темы – одним словом, всячески старались привлечь к себе массы.