Кролик, беги - стр. 31

Кролик с удивлением чувствует и видит в мутном зеркале, что рубашка Тотеро ему в самый раз. Очевидно, вся разница между ними только в длине ног.

Тотеро трещит без умолку, словно преисполненная гордости мамаша, и смотрит, как он одевается. Теперь, когда ему уже не надо объяснять, что` именно они будут делать, он перестает смущаться, и его речи становятся более осмысленными.

– Прямо душа радуется, – говорит он. – Молодость перед зеркалом. Признайся, Гарри, когда ты в последний раз развлекался? Давно?

– Вчера ночью, – отвечает Кролик. – Я съездил в Западную Виргинию и обратно.

– Тебе понравится моя дама, непременно понравится, этакий городской цветочек, – продолжает Тотеро. – Девушку, которая с ней придет, я никогда не видел. Говорит, она толстая. Моей даме все на свете кажутся толстыми: видел бы ты, как она ест, Гарри! Аппетит молодости. Как ты здорово повязал галстук, нынешняя молодежь знает столько разных штучек, каких мне и во сне не снилось.

– Обыкновенный виндзор. – Одевшись, Кролик снова успокаивается. Пробуждение каким-то образом возвратило его в мир, который он покинул. Ему не хватало докучного присутствия Дженис, малыша с его шумными потребностями, своих четырех стен. Он сам не знал, что делает. Но теперь эти рефлексы, всего лишь поверхностные царапины, иссякли, и на передний план выступили более глубокие инстинкты, которые убеждают его, что он прав. Он дышит свободой, она – как кислород, везде, кругом; Тотеро – вихрь воздуха, а здание, в котором он находится, и улицы поселка всего лишь лестницы и дороги в пространстве. Свобода, в которую простым усилием его воли кристаллизовался мировой хаос, настолько законченна и совершенна, что все пути кажутся равно прекрасными, все движения будут одинаково мягко ласкать кожу, и, если б даже Тотеро сказал ему, что они сейчас встретятся не с двумя девицами, а с двумя козами и поедут не в Бруэр, а в Тибет, счастье его не умалилось бы ни на йоту. Он завязывает галстук с бесконечным тщанием, как будто линии виндзорского узла, воротник рубашки Тотеро и основание его собственной шеи – руки звезды и, когда он кончит, они протянутся к самому краю Вселенной. И вообще, он – далай-лама. Словно облачко, возникшее в уголке его поля зрения, Тотеро подплывает к окну.

– Мой автомобиль еще здесь? – спрашивает Кролик.

– Он синий? Здесь. Надевай башмаки.

– Интересно, видел его тут кто-нибудь или нет. Вы не слышали никаких разговоров, пока я спал? – Ибо Кролик вспомнил, что в необъятной пустоте его свободы имеются кое-какие несовершенства: дом его родителей, дом родителей жены, их квартира – сгустки забот. Едва ли бег времени мог так быстро их растворить, но, судя по ответу Тотеро, именно так оно и есть.