Кривоколенный переулок, или Моя счастливая юность - стр. 17
– Haben Sie Zigaretten[11], – пробасил Ананьич.
– Яволь, герр оберст[12], – весело ответил Виктор.
Видно, отдохнул за ночь.
А я сделал вывод – надо начать хоть немного учить немецкий.
– Так вот, мужики, как я спасся. Сижу днем, часов в двенадцать, у проволоки, передохнул от борьбы с вшами и думаю о том, о чем думают десятки тысяч мужиков на этом плацу смерти. О том, как спастись. Вариантов не вижу. Сижу, качаюсь, как еврей на молитве, и смотрю на дорогу. По которой туда-сюда, не часто, но проносится немецкий автотранспорт. Конечно, военного назначения. Вдруг большая тень накрыла меня и еще десяток бедолаг. Все мы бессмысленно смотрели в никуда.
И разглядели, что стала перед нами большая фура французского производства. «Рено».
Мне знакомо дальнейшее. Выскочили офицер и водитель, солдатик – совсем парнишка. Офицер, хоть я и не понимаю ничего, но ясно – материт водилу. А солдатик потеет, все время говорит «яволь, яволь», но фура-то стоит. И шофер, и офицер пытаются завести. Но – по нулям. Верно, свечи забиты, подумал я. У моей полуторки это была вечная болезнь. Вдруг (вот, ребята, Бог есть) я приподнялся, ноги подгибаются. Вид-то какой: месяц не брился, не мылся, ногти даже загибаться стали.
Говорю через проволоку – герр офицер, я шофер. Мол, дайте попробовать. Офицер и меня послал, уж это мы выучили. Мол, руссише швайн, ферфлюхте, тебе только со вшами бороться, больше ничего путного вы сделать не можете. Тем не менее они бьются. И вижу – немца жмет время. Смотрит на часы и все заводит и заводит. Сейчас еще аккумулятор посадит, думаю, а сам все талдычу – их шофер, герр офицер, их шофер. И даже прибавил – твою маму.
Вдруг офицер что-то сказал солдатику, тот побежал к воротам лагеря, а ко мне направился наш лагерный полицай. Он тихонько меня дубинкой подправляет, чтобы я хоть дошел до ворот.
Оказался у фуры, прошу поднять капот. А солдатик – не знает. Тут офицер просто завизжал. Наш бы уже в ухо залепил.
В общем, солдат принес ключи, снял я все свечи. Бензином промыл, высушил, подправил кое-что и говорю, вернее, показываю солдатику – заводи.
Нет, нет, мужики – Бог есть! Фура заревела в свои, вероятно, двести лошадей, а офицер произвел странные действия.
«Хоть бы жрать дал, Господи, надоумь, – думаю. – Хоть галет, хлеба, а может – сахару кусок пососать». Все это в мозгах прокручивается. Я стоял, сглатывал слюну, а офицер разговаривал о чем-то с нашим дежурным. Тот тоже сказал: «Яволь». Крикнул мне: «Подойти, сдай мне твой формуляр». Еще видел, офицер передал дежурному несколько купюр.