Кристина - стр. 4

Он с любовью прикоснулся к обшарпанному капоту «плимута».

– Лучшая машина из всех, что у меня были. Я купил ее в сентябре пятьдесят седьмого. Лучшая модель того года. Тогда от нее пахло новеньким автомобилем, а это самый лучший аромат в мире. – Он немного подумал. – Не считая запаха гнили.

Я осторожно посмотрел на старика, не зная, смеяться или нет. Он, казалось, ничего не замечал.

– Я носил хаки почти тридцать четыре года, – продолжал он, все еще поглаживая капот машины, – с шестнадцати лет. В двадцать третьем году пошел в армию и с тех пор успел наглотаться всякого дерьма. Во время второй мировой я видел, как у людей кишки вылезали из ушей. Это было во Франции. У них кишки вылезали из ушей. Ты веришь мне, сынок?

– Да, сэр, – нетерпеливо ответил Эрни. Не думаю, что он слышал Лебэя. – Что касается машины…

– Я надорвал спину весной пятьдесят седьмого, – невозмутимо продолжал старик. – В армии тогда было несладко. Комиссия мне дала полную непригодность, и я вернулся в Либертивилл. Через некоторое время я пошел в контору Нормана Кобба, торговавшую «плимутами», и купил эту машину. По моей просьбе ее покрасили в красный и белый цвета, как модель следующего года. Мне нравится красный цвет. Когда я впервые сел за ее руль, на счетчике было всего шесть миль. Вот так.

Он сплюнул.

Я взглянул на счетчик. Стекло было мутным, но я все-таки сумел разобрать цифры: 97,432.

И шесть десятых. Иисус бы заплакал.

– Если вы ее так любите, то зачем продаете? – спросил я.

Он как-то странно посмотрел на меня:

– Ты надо мной смеешься, сынок?

Я не ответил, но выдержал его взгляд.

После недолгого замешательства (которого Эрни не заметил: он любовно поглаживал плавники машины) старик ответил:

– Больше не могу управлять ею. Спина становится все хуже. И глаза тоже.

Внезапно я понял – или подумал, что понял. Если он ничего не напутал с годами, то сейчас ему был семьдесят один год. А после семидесяти в нашем штате не продлевали водительских прав, если вы не проходили тщательной проверки зрения. Лебэй не мог пройти освидетельствования и решил отказаться от «плимута». К тому же на такой развалюхе было опасно ездить с любым зрением.

– Сколько вы хотите за нее? – снова спросил Эрни. Ох, ему не терпелось покинуть этот мир.

Лебэй поднял лицо к небу, словно раздумывал, будет ли сегодня дождь. Затем опустил взгляд на Эрни и расплылся в улыбке, которая мне показалась такой же плотоядной, как и предыдущая ухмылка.

– Я бы попросил три сотни, – произнес он. – Но тебе, парень, я готов уступить за двести пятьдесят.

– О мой Бог, – сказал я.