Кристина - стр. 15
– Удастся, – ответил он. – Можешь мне поверить.
И знаете что? Я ему поверил.
4. Эрни женится
Мне запомнился день,
когда я среди прочих обломков
набрел на нее,
только в ней
было под ржавчиной чистое золото —
не старье…
«Бич бойз»
В ту пятницу мы могли вечером подзаработать на сверхурочной работе, но отказались от нее. Получив в конторе наши чеки, мы поехали в питсбургское отделение сбережений и займов и вскоре пересчитывали наличные. Почти все свои деньги я внес на срочный вклад, часть положил на чековый счет (отчего почувствовал себя до отвращения взрослым), а двадцать долларов оставил в бумажнике.
Эрни обратил в наличные весь свой заработок.
– Вот, – произнес он, протягивая десятидолларовую бумажку.
– Нет, – ответил я, – оставь их при себе, приятель. У тебя теперь каждый цент будет на счету, пока ты не разделаешься со своей консервной банкой.
– Возьми, – сказал он. – Я плачу свои долги, Дэннис.
– Оставь. Правда, оставь.
– Возьми. – Он настойчиво протягивал деньги.
Я взял, но заставил его один доллар взять обратно. Он даже этого не хотел делать.
Пока мы ехали к дому Лебэя, Эрни нервничал, включал радио на полную громкость, барабанил пальцами то по колену, то по приборной доске – словом, вел себя, как будущий молодой отец, ожидающий, что его жена вот-вот родит ребенка. Наконец я догадался: он боялся, что Лебэй продал машину кому-нибудь другому.
– Эрни, – сказал я, – успокойся. Она будет на месте.
– Я спокоен, – ответил он и принужденно улыбнулся. Цветение на его лице в тот день было ужасней, чем когда-либо, и я представил себе (не в первый и не в последний раз), что почувствовал бы, если бы очутился на месте Эрни Каннингейма – в его ежеминутно и ежесекундно сочащейся, нарывающей коже…
– Слушай, не потей! Ты ведешь себя так, точно собираешься налить лимонаду в штаны.
– Не собираюсь, – сказал он, продолжая барабанить пальцами по приборной доске.
Наступил вечер пятницы, и по радио передавали «Музыкальный рок-уик-энд». Когда я оглядываюсь на тот год, то мне кажется, что он измеряется прогрессиями рок-н-ролла… и все возраставшим чувством страха.
– А почему именно эта машина? – спросил я. – Почему именно она?
Он долго смотрел на Либертивилл-авеню, а потом резким движением выключил радио.
– Не знаю, – наконец произнес он. – Может быть, потому, что с того времени, как у меня появились эти отвратительные прыщи, я впервые увидел что-то еще более уродливое, чем я сам. Ты хотел, чтобы я это сказал?
– Эй, Эрни, брось дурить, – сказал я. – Это я, Дэннис. Ты еще помнишь меня?
– Помню, – проговорил он. – И мы все еще друзья, да?