Крики прошлого. Часть II - стр. 20

– Ты действительно так хочешь знать? – не дав закончить, перебил голос. Не дожидаясь ответа человека, существо продолжило. – Ну, ты же стал мне так близок и дорог, что я тебе скажу, кто я. Я хочу, но не могу, я смотрю, но не вижу, я желаю, но отвергаю. Я есть парадокс. И забавно, мне ведь почти ничего не нужно. Даже то, что я жажду, я могу просто забыть. Или сделать вид, или же просто заставить себя так думать. Что это? Трусость? Слабость? Моя личная никчемность? Собственная неотъемлемая часть меня. Та, что старается, пытается себя изничтожить, но боится исчезновения самой себя. И вот так я существую. В своем собственном сумасшествии. Сам все вижу, сам все понимаю, осознаю, но не стараюсь избавить себя от всего этого для тебя немыслимого. Более того, и не желаю. Я есть тот «Идиот», тот, кто жаждет зла, но творит добро, тот, кто ищет ответа на извечный вопрос «быть или не быть?», я есть пустота, заполняющая сущность бытия, я творю, уничтожая, я созидаю то, что сам разрушил, я тысячи лиц, миллионы мыслей; миллиарды жизней проживают во мне, хоть я сам не могу свершить и одной, я есть ничто, которое заполняет все. Чем меня назвать? Чем меня считать? Что я?.. Кто я?.. Для тебя же я Велик, а для вселенной – лишь мгновение. Посмотри мне в глаза, – как по волшебству, из ниоткуда перед Борисом предстала пара огненно-желтых глаз, в центре которых находились абсолютно черные, бездонные зрачки, в которых, Борис мог поклясться, что, кроме пустоты, видел и безграничный страх. Словно две маленькие черные дыры из космоса, которые оберегали трехсторонние веки, как у кошки. Затем глаза стали приобретать вполне нормальный, человеческий вид. После из пустоты от этих глаз стали прорисовываться очертания человека, судя по одежде, из далекого-далекого прошлого. Через мгновенье перед Борисом уже стоял мужчина средних лет с длинными светлыми и грязными волосами, голубыми глазами, с небольшой горбинкой на носу и тонкими губами. Но не успел Двардов как следует разглядеть его, как перед ним образ человека стал меняться, и рядом уже стоял аристократ древнего Рима. Борис Сергеевич узнал в нем великого императора Юлия. Через секунду перед ним предстал египетский фараон, а далее: китайский философ в пестрых шелковых нарядах, ничем не примечательная деревенская старушка, доблестный крестоносец в тяжелых латах, коварный арабский ассасин, мужчина с огромной золотой короной и шикарной красной мантией, образ классического мушкетера XVII века; некая девушка, возможно, принцесса одной из европейских стран; пожилой морщинистый вождь некого индейского племени, элегантный джентельмен начала века ХХ, солдат Османской империи времен Первой мировой, Владимир Ленин, Император Хирохито, Уинстон Черчилль, Бенито Муссолини, Гарри Трумэн, Адольф Гитлер и еще многие-многие другие… С каждым изменением скорость преобразования становилась быстрее и Борису было трудно разглядеть как следует, кто перед ним появлялся, но он замечал среди них влиятельных политиков, бизнесменов, простых работяг и военных, полицейских и проституток, богатых и нищих, молодых и старых, женщин и мужчин, но на последнем фантоме изменения прекратились, и перед ним оказался человек, которого он узнал бы из всех живущих и не живущих. Прям напротив него, как живой, стоял его сын Егор. Борис не мог поверить в это и уже, было, забыв, кто и что создает эти образы, хотел было дотронуться до него, почувствовать его. На лице Двардова образовалась гримаса умиления и даже блаженства от встречи с родным сыном, но уже через пару секунд он пришел в себя и понял, что это лишь игра того, кто стал для него страшным проклятьем. Резко убрав руку от лица «Егора», Борис хотел было высказать свое возмущение столь подлым поступком существа, как оно продолжило говорить. – Я это вы. Каждый из вас. А вы это я. Ты это я, и, если хочешь понять меня, пойми себя. Загляни в свою душу, и все тайны мироздания станут тебе открыты.