Крейсерова соната - стр. 53
– Идемте, – тянула она его по черно-белому переходу, страшась, что зеленый свет начнет мигать и погаснет и на них ринется нетерпеливая, оскаленная свора автомобилей.
Черно-белая «зебра» двигалась под ногами, и Ане казалось, что она переносит его на себе, как санитарка, через жестокое пространство, вынося из-под огня, спасая от невидимых убивающих сил. Эта «зебра» была как брод, по которому они переходили опасную реку, с одного берега на другой, из одной половины жизни в другую. На пятом или седьмом шаге, страшно утомившись, она испытала головокружение. Пережила моментальный обморок. И вдруг грязно-белые нашлепки на измызганном черном асфальте налились драгоценными цветами спектра – алым, золотым, изумрудно-зеленым, нежно-голубым, фиолетовым, – и они шли, погружая ноги в прозрачную радугу, переброшенную от тротуара к тротуару. И все смотрели, как они переходят. Остановившийся на обеих сторонах улицы народ. Глядящие сквозь стекла машин водители. Подвыпивший бомж у чугунной ограды собора. Сам огромный, мучнисто-белый собор, увенчанный золотыми зарослями крестов. Розовая обнаженная красавица на рекламе, с голой нежной подмышкой.
Они достигли противоположной стороны. Многоцветный половик под ногами погас. Сзади, разящим вихрем, с воем сирен, расплескивая по фасадам безумные лиловые вспышки, промчался кортеж длинных «мерседесов» и упругих громадных джипов. Аня затягивала своего спутника глубже на асфальт, пугаясь безумной кавалькады и одновременно радуясь тому, что успела выхватить его из беспощадного вихря. На них грозно надвинулся тучный постовой с полосатым жезлом, в глянцевитой кожаной куртке:
– Ослепли, мать вашу!.. Сидели бы в рюмочной, стопки глотали!.. В вытрезвитель вас, под холодный душ!..
Аня изо всех сил тянула своего слепого и немого спутника подальше от сизых милицейских щек, от грозных усов и кожаных ремней, на которых висела маленькая толстенькая кобура.
Глава 5
Президентский кортеж черной кометой промчался по Остоженке, повернул к собору и сквозь гостевые ворота въехал на подворье, где навстречу торопились настоятель, служители, охранники, все в черных подрясниках, которыми они энергично и ревностно мели ухоженные дорожки. Счастливчик и Модельер, покинув автомобиль, вошли в прозрачную тень огромного белого храма, который, при всем своем византийском величии, вызывал странное ощущение макета, построенного из громадных кусков пенопласта. Хотелось подойти, ткнуть пальцем в стену, продавить хрустнувшую, наполненную воздухом плиту.
Храм был возведен радениями Мэра, неявно прославлял его величие, был противопоставлен Кремлю как второй, обособленный центр Москвы. Стягивал к себе лучи и радиальные линии московских улиц, уводя их прочь от Кремля. Красная площадь, коварно застроенная Мэром теремками и часовенками, была отрезана ими от живого сердца столицы и обмелела. Ее покинула таинственная животворная прана империи, которую стала впитывать в себя пористая белая губка собора. Модельер привез Счастливчика в этот златоглавый чертог, чтобы здесь, в духовной цитадели вероломного Мэра, открыть Президенту свой величественный мистический замысел.