Крест Христов - стр. 27
И еще: Христа берут в преторию; грубые воины, привыкшие к страданию других людей, привыкшие также и к своему страданию; они хотят позабавиться: закрывают глаза Спасителя, завязывают Ему глаза, ударяют в лицо, спрашивают: «Кто Тебя ударил?». Не так ли бывает с нами? Когда мы хотим сделать что-то недостойное, разве, образно говоря, мы не стараемся завязать глаза Христу? Вернее, в нашем случае, мы закрываем свои глаза, чтобы не видеть, что Христос тут, что Христос все видит, все слышит и что каждым подлым, лживым, недостойным словом или поступком мы даем пощечину Ему, ударяем Его в лицо, насмехаемся над Ним, готовя Его к худшему – к распятию; потому что может так случиться, что Он нам слишком уж будет мешать, и тогда мы Его сбудем, распнем. Не телесно, не физически, но внутри себя…
А затем – шествие с крестом и дивное, поистине дивное, событие: одному человеку дано понести вместе с Ним крест; телесно, физически, понести деревянный крест – но чем-то помочь Христу. Крест – это тяжесть, крест – это орудие смерти, которое человек на себе несет. В нашем случае крест складывается из противоречий нашей воли Божией воле; наперекор кладется перекладина нашей воли. И вот случается нам или нет, когда человек раздавлен этим противоречием, подставить свое плечо? Поддержать главную перекладину воли Божией, чтобы человеку легче было волю Божию понести на плечах?
И плачут по дороге женщины иерусалимские; и Христос на Своем пути к смерти останавливается и жалеет их… А дальше – распятие. Воины пригвождают Его ко кресту; им все равно, кто умирает, их дело – пробить руки и ноги преступнику и поставить крест. А дальше – скучное ожидание: неужели так долго умирать Ему?.. Играют, разговаривают… Это очень трагично; но разве не бывает так же, жутко, ужасно, когда в одной комнате, в той же квартире умирает человек, а родные, друзья сидят в кухне или другой комнате, пьют чай, разговаривают, шутят, – нельзя же все время быть такими напряженными. А человек умирает в одиночестве. Или кто-нибудь там сидит, да, – но другие в это время дают себе немножко подышать, дают отдых какой-то: нельзя же с человеком все время умирать! Умирать – его дело, а мы минутами поддержим; а пока – ну, силы собрать; мы же живы!.. Разве это не так?
И вот крест стоит; направо, налево – два разбойника. Один, видя, что и Праведного убивают, отрицает человеческий суд, человеческое право судить даже и разбойника; другой, видя, что и Праведник погибает от человеческой неправды, принимает свою смерть как должное: если Праведник страдает, то, конечно, беззаконник должен пострадать… Один из покоя вырывается даже в последнюю минуту, другой находит путь во внутренний и вечный покой… Как мы относимся сами к этому? Как мы относимся к тому, что с нами бывает порой мучительное, горькое, страшное? Не говорим ли мы Богу, что это несправедливо, что этого не должно бы быть? Понимаем ли мы, что если это с Ним было, то нам нечего говорить о себе?..