Крест бессмертных - стр. 17
– Не сидите долго, полуночники, – бормотала сквозь стремительно наплывающий сон. – Завтра рано вставать…
– Спи, спи, Любавушка, – ласково отвечал Горазд. – Спокойной ночи, мы скоро.
– Видишь! – громким шёпотом восклицал Алёшка. – Две сотни лет!
– Ты же Библию читал, говоришь.
– Тятя читал, вслух. Я не всю, Евангелия только.
– Ладно, Евангелия. Симеона Богоприимца помнишь, в Евангелии от Луки?
– Помню. Он младенца Христа на руках держал.
– Правильно. Знаешь, сколько ему на тот момент было?
Алёшка молчал.
– Триста лет и ещё шестьдесят, так предание гласит. Аврааму было сто семьдесят пять лет, когда он умер. Ной, праотец наш, девятьсот пятьдесят лет прожил на свете. Его дед, Мафусаил, ещё дольше. Дальше называть?
– Так-то оно так, – чесал в затылке Алёшка. – А всё же как-то не верится. На сказку больше похоже.
– Я тебя верить не заставляю, говорю то, о чём сам слышал. Причём от тех людей, которые просто так языком трепать не станут. Жив Илья. Есть у него камень заветный, от тайных мудрецов полученный, которые далеко на восходе солнца живут. Этот камень даёт ему долгую жизнь.
– Бессмертие?
– Не ведаю. Вряд ли, не бывает бессмертных, даже Ной с Мафусаилом умерли. Но долгую. Очень.
– А ты сам видал Илью?
– Нет, – отвечал Горазд. – А если и видал, то как узнать, что это он? Говорят, он умеет менять облик и всякий раз, спустя долгие годы, постарев, куда-то уходит, а затем снова является уже как бы другим человеком. Но на самом деле это всегда он – Илья.
– Силушку, значит, Илья от калик перехожих получил и от Святогора, волшебный камень, который почти бессмертным делает, от тайных мудрецов… Повезло храбру, – ухмылялся Алёшка. – Мне б такое везение, я бы горя не знал!
– Не болтай языком, почём зря, – хмурился Горазд. – Сам не ведаешь, что говоришь. Это – великий крест и тяжкая судьба, никому не пожелаю такого… Всё, спать давай, хватит на сегодня.
Горазд ложился рядом с Любавой, укрывался овчиной, мгновенно, по-воински, засыпал. Алёшка же ещё долго лежал по другую сторону угасающего костра, смотрел в небо и мечтал о подвигах и славе, пока глаза его не закрывались сами собой, и сон не уносил мальчишку в свою далёкую волшебную страну.
Глава вторая
Ближе к опушке Алёша натянул поводья, остановил коня и поднял руку. До ноздрей долетел запах гари.
– Что? – спросил Милован, останавливаясь рядом справа.
Кобыла Ждана молча встала слева.
Сзади недовольно фыркнул старый конь Акимки Торопа.
Лошадь Ждана мотнула головой, отгоняя налетевшего слепня. Звякнула узда.
Лето високосного шесть тысяч семьсот девятнадцатого года от сотворения мира, оно же одна тысяча двести двенадцатое от Рождества Христова, выдалось жарким и в меру влажным – чистое раздолье для мух, комаров и слепней.