Кресло в раю с видом на апокалипсис - стр. 7

+++

Что мыслимо, то и возможно.

Что возможно, то необходимо.

Что необходимо, то неизменно.

Что неизменно, то бесконечно.

Что бесконечно, то вариативно.

Что вариативно, то происходит.

Что происходит, то звучит.

Что звучит, то волна.

Что волна, то пульсация.

Что пульсирует, то существует.

Что существует, то мыслит.

Мыслящее и мыслимое разделены границей,

обуславливающей наличие обоюдного бытия.

Слушаю старинные новости с Земли. Всё, что с Земли – автоматически стало старинным. Стало историей. Старой сказкой. Мифологизировалось. Мумифицировалось. Засахарилось. Как инородное тело, паразит или насекомое, которое попало в пчелиный улей, и пчелы покрывают его слоем воска, чтобы оно не смогло разлагаться: останавливают его время. Если кто-то из нас дотянет до высадки, при появлении первого же потомства переселенцы сотрут нахрен весь этот интернет, уничтожат всю эту историю, аннулируют всю эту память – чтобы не было так стыдно. Они скажут: мы не хотим, чтобы они повторили наши ошибки, пусть начнут все с чистого листа! И конечно же, ошибки будут и будут повторяться, потому что ошибки у нас в крови, потому что мы сотканы из этих ошибок.

Но сейчас, пока человечество дрейфует в состоянии суперпозиции, у меня есть возможность предаться ностальгии.

Иногда достаточно голоса. Просто звука. Нет, не просто: голоса, произносящего слова. Слова, которые попадают. В ту самую незримую цель, не видимую мне самому. В ту точку, что начинает вибрировать, если к ней притронуться. Очень аккуратно, невозможным касанием, передающим импульс на дальние расстояния, не лишь пространственные, но и временные. Зачем этот голос звучит, зачем вибрация передаётсяи обращается импульсом – нет ответа. Но есть в этом некая таинственная радость, как если бы откопать шкатулку с сокровищем на пляже пустынного острова, откуда лодок не будет ещё лет двадцать, а те, что приедут – уже не за тобой. И смотришь на это сокровище, вертишь в руках, наслаждаешься, потому что чуешь его ценность, но реализуется такая ценность где-то там, за семью морями, в далёком большом мире, а все, что ты можешь сделать сейчас с этим сокровищем – просто открывать иногда шкатулку, любоваться, и обратно закрывать.

И вот звучит голос, наполняя мир большим влажным предчувствием, и хочется отдалить момент, когда твоё знание завершающей точки разрушит это волшебство, разочарует, расстроит, реализует – как-то разрешит этот аккорд. И аккорд длится, и оттягивается ещё чуть-чуть, сокровища переливаются в ладонях, и это такое мягкое наслаждение, будто только начал читать любимую книгу, снова с чистого листа, и хоть и знаешь все фразы наизусть, всё целиком как будто совсем не помнишь, и просто перекатываешь языком слова по нёбу, как мятный леденец, вот ещё одно, и ещё одно малюсенькое. И вот оно, это пространство чудес, когда все ещё возможно, когда лишь вырисовываются очертания некого направления, откуда почему-то приходит импульс, иррационально, бессмысленно, несбыточно, и, возможно, именно в этом его ценность, его красота.