Крещатик № 95 (2022) - стр. 67
– Это кларнет? – она потрогала черное дерево.
– Гобой. Он только внешне похож на кларнет.
– А кларнет тоже такой, из частей?
– Да, деревянные духовые почти все разборные.
– Ты на нем играешь?
– Нет пока. Одолжил на сутки, попробовать. Думал, уже все забыл. Папа играл на гобое и начал учить меня. У меня был маленький школьный гобой, но, когда мы приехали в Засниц и нас обыскивали, мой гобой отобрал эсэсовец.
– Почему?
– Красивый, дорогой. Они отнимали все, что им нравилось. Зато он не стал открывать мой чемодан и не отнял ничего другого. Смотри!
Давид достал коробочку, похожую на портсигар.
– Что это? – спросила Айна
– Трости для гобоя. Этот дурак-эсэсовец не знал, что к гобою нужны трости. В кларнет дуют в мундштук, а в гобой вот в такую трость. Это труднее.
Давид задул в гобой, мелодия зазвучала сначала неровно, потом немного уверенней.
– Как печально, – сказала Айна.
– Да, гобой очень печальный инструмент и очень сложный. Я думал, что уже ничего не могу. Десять лет не брал в руки.
– Это школьный гобой?
– Нет, в школе нет гобоя и нет учителя. В школе я играю на кларнете. Это совсем другое. Мои трости уже не годятся, пересохли.
Музыка всегда помогала Давиду, он успокоился, но, посмотрев на Айну, увидел, что она все еще расстроена.
– Давид… Я… не знаю, что мне делать. Она требует, чтоб я с тобой не встречалась. Говорит, что я молодая и доверчивая, а евреи всегда пользуются доверчивостью порядочных людей, что ты меня обманешь, поиграешь только… Что вы – нация обманщиков, ну и всякое. Я сказала, что ты меня ни разу не обманул и ничего плохого не сделал, а она: ты наивное дитя, ещё слишком юная, слушай умных людей… Дала мне какую-то брошюру. Я… не могу ей грубить, она очень много для меня сделала: и работа, и школа, и одежда, и… Много. И врать я не умею, не смогу сказать, что не буду с тобой встречаться.
Она почти плакала, и Давид вдруг сделал то, чего никогда бы не решился сделать раньше. Он подошел и осторожно обнял Айну за плечи. Она уткнулась носом ему в грудь.
– Ну-ну, – Давид, погладил ее по голове. – Она же не может запретить тебе ходить в школу. Если будет приставать, скажи, видела меня в школе. А что ты делаешь в свободное время, можно ей не рассказывать.
– Почему так? Разве такое возможно в Швеции? Почему люди, которым доверяешь, которые помогают, вдруг оказываются… такими… Швеция ведь много сделала для детей войны…
– Для финских детей.
– И для таких, как ты.
– Нет. Не для евреев. Ты знаешь, сколько финских детей приняла Швеция?
– Много, по-моему, 50 тысяч или даже больше.
– Я читал, что 70 тысяч, но пусть 50. А еврейских детей в 39-м году пустили только 500.