Крещатик № 94 (2021) - стр. 33
– Из любопытства. Интересно.
На кухонном столе нарисовался скромный натюрморт из бутылки водки принесённой Ленцем и простой закуски. Друзья сели за стол, чтобы отметить встречу.
– Ну, за встречу, – сказал и залпом проглотил свою водку Ленц.
– Давай, – согласился Лутковский и тоже выпил. Повертев рюмку в пальцах, он аккуратно поставил ее на стол и, посмотрев на друга, сказал со вздохом:
– Что-то ты грубый какой-то стал.
– Я? – удивился Ленц, – отчего же?
– Не знаю, – пожал плечами Лутковский.
– Это всегда так, после походов и житья на свежем воздухе.
– Да нет, Марк.
– Что нет? Хочешь сказать, что изменения произошли в результате пребывания вблизи передовой? – Ленц улыбнулся, – так я там не был, кстати, как и не было большинство расхаживающих по Киеву людей в камуфляже. Ну да ладно. Ты-то как здесь?
– Да так, занимаюсь фигнёй всякой.
– А конкретней? – настаивал Ленц.
– Да вот, задумал повесть написать, «Тыл».
– Это о чём же? – с весёлым удивлением спросил друга Ленц.
– По правде говоря, я и сам не знаю о чём.
– Это плохо.
– Да уж, – согласился Лутковский, – но вот не могу отделаться от этой мысли. Навязчивая, зараза.
– Мысль действительно забавная, но я не о том, – Ленц прищурился в сторону друга. – Знаешь, Володя, по моим наблюдениям, у тебя еще остались остатки совести, или зачатки ее. Тут еще надо разобраться. А занятия хуйнёй, фигнёй и прочими литературными экспериментами приводят к тяжёлым раздумьям, порой даже фатальным.
– Макс, так поэтому ты туда отправился?
– Не понял, по какому этому?
– Я про остатки совести.
– Ну ты даёшь, – Ленц хохотнул и почесал затылок, – говорю же, из любопытства. И вообще, люди с совестью опасны на войне.
– И в тылу, – мрачно добавил Лутковский.
– Это ты о чем? – прищурился Ленц.
– О ком.
– Ну и о ком.
– Да вот, говорил же тебе, что сосед с собой покончил.
– А, ну да. Лес рубят – кости хрустят. Ладно, идем лучше покурим.
Ленц решительно встал из-за стола и отправился на балкон, втолковывая идущему за ним Лутковскому, что новое литературное произведение, задуманное Владимиром, лучше будет назвать «Повесть про совесть» и посвятить его революционной молодёжи в суровые дни испытаний. Вышли на воздух. С перил балкона вспорхнула ворона.
3
Двор всё так же был в статичном беспорядке. Разбросанные, растоптанные цветы и жужжащая мухами тишина летнего знойного дня. Даже вечно галдящие дети куда-то исчезли, оставив в песочнице поломанную куклу и игрушечную лопатку.
– Хорошо у тебя – с удовольствием констатировал Ленц – такие дворики сейчас редкость. Так сказать – пролом в иную реальность. Тихий центр. Остатки странного Киева.