Крещатик № 91 (2021) - стр. 47

– Это и есть зима? – переспросил я.

– Да, в Южном городе – это зима, – Надежда потеплее запахнула пуховик, дул несильный, но прохладный ветерок, Надежда зябла.

– А снег? – спросил я.

– Что такое снег? – удивилась Надежда.

– Белый, холодный, как пиво.

– Снега нет, я слышала, что он бывает, но его нет.

– А Дед Мороз, Снегурка, ели, шарики.

– К чему вам шарики.

– Ну надо, должно.

– В Южном городе никто никому не должен, – улыбнулась Надежда, – а котел вам починят, да и не нужен он, так, баловство.

– А горячая вода?

– Починят, – Надежда грустно пошла к своей квартире, а я смотрел ей вослед. Фигурка у нее была худенькая и печальная.

В Южном городе наступила зима. Ну как зима, календарная, но мне все равно грустно и одиноко.

Пишу ей в Москву:

– Прилетай.

– Не могу, – отвечает она.

– Мне грустно, – пишу.

– Еду в Питер, – отвечает она, – мороз, снег, сосули, поребрики.

Я представил Питер. Весь набор штампов: Эрмитаж, Петергоф, Павловский дворец, Невский, Литейный, здание биржи, львов, Гатчину, Адмиралтейство. На большее моей фантазии не хватило. Стало еще грустнее.

– Мне стало еще грустнее, – пишу.

– Грусть – лирическое чувство, полезное для человека, – отвечает она, – купи ставриды и тараньки.

– Зачем мне ставрида и таранька без пива?

– Пиво вредно, – пишет она.

– Согласен, – отвечаю и иду за пивом и таранькой.

Почти первое декабря. +12°. Дождь.

С утра был туман. Белое марево обволакивало дома и людей, здания и церкви стояли в молоке, лучи солнца тонули в ледяной хмари. Сначала я подумал, что это смог, такой обычный для Москвы, откуда я приехал. Но потом пригляделся, принюхался и понял, что это не смог. Я вытянул руку, растопырил пальцы, и мне вдруг стало казаться, что я не вижу свои пальцы, хотя хорошо их видел. Мне вдруг представилось, что в море в этой простыне болтаются шаланды полные бычков, хамсы и барабульки. Они ждут, когда туман развеется и можно будет войти в бухту с уловом, минуя коварные рифы. Но тут слово «рифы» вывело меня из мечтательного состояния. Рифов здесь нет. Рифы в Юго-Восточной Азии. Там же находятся тигровые креветки и кровожадные пираты. А тут таранька и хамса. Но мне все равно не хотелось избавляться от этого слова. Прилипло ко мне слово «рифы».

Не знаю, есть ли здесь рыбаки. Наверняка есть. Ведь кто-то все это ловит. Рыбы все меньше, рыбаков все меньше. Скоро рыбу будут клонировать и малосольную клонированную рыбу подавать на стол. Никто не отличит. Так провозгласим тост, и вслед за рюмкой водки в рот летит клонированная хамса. Да туман, туман. Совсем странные мысли.