Крепкий Турок. Цена успеха Хора Турецкого - стр. 10
«Неподалеку от училища был продовольственный магазинчик, – рассказывает Турецкий, – и мы с ребятами периодически соревновались: кто быстрее до него домчится, купит молоко с булочкой и вернется обратно. В моем хитром еврейском мозгу рождались коварные замыслы. Например, не припрятать ли продукты заранее, где-то на полпути к магазину, чтобы незаметно для всех, в нужный момент их достать и прибежать в школу, побив все рекорды? Однако я смущался. Представлял, как неловко выйдет, если меня раскусят. Разрушится наше мужское братство».
То «братство» скреплялось и общим неумением «свешниковской» молодежи «общаться с девушками». Сейчас Турецкому забавно об этом вспоминать. Сей «комплекс» он достаточно скоро преодолел. Но в школьные годы ему было нелегко. «Я смотрю сегодня на 14-летних мальчиков и девочек из интеллигентных семей, – делится наблюдениями Михаил. – Они дружат, испытывают обоюдные симпатии, без эротических акцентов. Разве что где-то на подсознательном уровне… У нас подобного опыта не было. Общение с противоположным полом получалось каким-то редким «десертом», хотя уже хотелось, чтобы оно стало повседневным.
Лишь дважды в год к нам в школу приглашали девушек из педагогического и медицинского училищ, и в репетиционном зале мы устраивали долгожданные танцевальные вечера. Включали магнитофон, зажигали свечи, и под «Солнечный остров» Андрея Макаревича или медленные песни «Воскресения» обращались к симпатичным гостьям: «Можно вас пригласить…» Музыку для «охмурения» будущих учительниц и медсестер подбирали в основном наши парни из выпускных классов или чьи-то знакомые «со стороны». Поставить дамам что-то из произведений Чайковского и других великих композиторов, чьи сочинения мы разбирали ежедневно, было бы странным. Именно тогда я понял, что академическая музыка для реальной жизни не всегда подходит.
По окончании таких вечеров тем для разговоров нам хватало на неделю вперед. Кто с кем познакомился, танцевал, обменялся телефонами… Потом это уходило на второй план. Танцевальные знакомства в нечто большее не перерастали. И практически никакой романтики, кроме тех «дискотек», до 18 лет у меня не было. Настоящая любовная жизнь началась только в институте. Несколько осложнялась она отсутствием у меня собственной жилплощади. Но при необходимости я покупал родителям билеты, скажем, в театр, и на вечер квартира освобождалась.
Первая женщина, с которой у меня, примерно в 19 лет, завязались серьезные отношения, к счастью, имела свое жилье, и мы встречались на ее территории. Папа спрашивал: «Где ты сегодня ночуешь, цыпленок?» – «В гостях», – отвечал я. «Ты слишком увлекаешься. И очень рано». – «Как это рано? Мне уже 20-й год». – «Я познал женщину в 25, – пояснял отец, – и не опоздал». «Другие были времена, папа, – парировал я. – То, что у вас начиналось в 25, теперь происходит в 19, и это уже не «рано». Тогда я впервые почувствовал, что могу влюбиться. И влюбился».