Краткая история тьмы - стр. 54
– Как? Мне же Кокосов тетрадь передал…
– И что? Передать-то мог кто угодно, а вот написать…
Лара выкинула горелые тосты в ведро, взяла тетрадь, открыла.
– Тут трудно спутать, смотри, какие буковки аккуратные. Мужики так не пишут, только девушки. Так что изучай.
Лара сунула тетрадь Зимину.
– Зачем?
Лара пожала плечами.
– А вдруг пригодится? Вдруг там новые идеи?
– Нет там никаких новых идей, – сказал Зимин. – Платон мертв и похоронен, и на могиле его проросли желтые цветочки. И вообще у меня сегодня встреча, хотел поесть, а тостов нету.
– С почитателями встреча? – ухмыльнулась Лара.
– С читателями. Через два часа в библиотеке.
– Не надоело? – поинтересовалась Лара.
– Надоело. А что делать?
– Скажи, что надоело.
Зимин поморщился.
– Как им скажешь… Они выставку организовали, дети придут…
– Сгонят детей, – поправила Лара. – Сгонят детей с продленки, дети будут злые и голодные, они будут зевать…
«И смотреть на меня как на идиота, – добавил про себя Зимин. – А я буду думать, чтобы все это поскорее закончилось. А потом поднимется классная руководительница и скажет, чтобы я рассказал какое-нибудь стихотворение. Может, и на самом деле не ходить? Детей ведь сгонят…»
– Сейчас проще, – ответил Зимин. – Сейчас у меня есть диск. Поставлю фильм, самые интересные эпизоды…
– Ну, смотри. А я пойду, поищу работу, что ли.
– Зачем? – не понял Зимин.
– Надо же и работать когда-нибудь. А вдруг у меня получится?
Лара хмыкнула и удалилась.
Зимин остался сидеть на кухне. За окном продолжался дождь, и если честно, идти никуда не хотелось, ни с диском, ни без. Лара права, сгонят продленку, измученную и вялую, и все будет вяло…
Есть перехотелось. Зимин закинул тетрадь обратно на холодильник, натянул свитер, взял диск с фильмом и отправился вниз, на подземную стоянку.
Снова пошел пешком, хотелось прогуляться по лестнице, подумать. Отчего-то Зимин чувствовал, как окружает его вязкая атмосфера неопределенности и тоски, похожая на старую ссохшуюся грелку. Зимин не знал, что делать дальше. Он не знал почти год. Уже целый год он ничего не делал. Почти не писал и, что было гораздо хуже, не думал. То есть ему не думалось, вообще. В ящике стола лежала пачка блокнотов с набросками к грядущим книгам и целлофановый файл с рассказом про скаута, к которому он не придумал названия. Зимин старался развернуть наброски, старался придумать название, честно старался, несколько раз старался… И каждый раз чувствовал стену. Иногда это была кирпичная стена, твердая и непробиваемая, иногда гипсокартон, в котором от усилий оставались вмятины, иногда резина. Но тоже непроходимая.