Краткая история крестовых походов - стр. 11

Именно в заключительной части речи Урбан умело добавил к церковной доктрине новый штришок. Со времен жившего в V веке святого Августина христианские мыслители Запада провозглашали, что войну можно вести только в том случае, если она соответствует определенным стандартам[12]. Однако Урбан предложил нечто совсем иное. Обращаясь к слушателям, он назвал их «воинами святого Петра» и предписал защищать церковь. Обычные схватки, в которые вступал рыцарь – ради богатства, могущества или завоевания новых территорий, – теперь представляли опасность для его смертной души и грозили проклятием в день так называемого Страшного суда. Если же говорить о борьбе за отвоевание Иерусалима, то она представляла собой более возвышенное дело и, следовательно, помогала очистить душу от греха. Рыцарю, взвалившему на себя этот крест, предстояло стать militia Christi – рыцарем Христа, который очистился от скверны благодаря паломничеству и актам благочестия. Крестовый поход становился не просто войной, а войной священной[13].

Когда папа закончил говорить, мужчины плакали, не скрывая слез, и восклицали «Deus Vult!» – «На то Божья воля!». Когда же прославленный «слуга Божий» Адемар Ле Пюи взобрался на помост и преклонил перед папой колени, крики переросли в рев. После того как он торжественно пообещал отправиться в Иерусалим, один из папских прислужников принес две полоски красной ткани и пришил их на плечо мантии Адемара: теперь ее украшал крест. Затем к помосту бросилось столько рыцарей и мелких дворян, пожелавших «стать крестоносцами», что у слуг Урбана закончилась ткань и им, дабы получить нужное количество крестов, пришлось рвать на полоски принесенную в дар одежду[14].

Столь восторженная реакция удивила даже самого Урбана. И причиной тому была не столько его папская харизма, сколько «великое пробуждение религиозных чувств», захватившее с начала века всю Европу. Благоговейный страх перед Апокалипсисом всегда пронизывал сердца людей, живущих в эпоху Средневековья, но на заре XI века приобрел, вероятно, особый размах. После пришествия и воскрешения Христа миновала тысяча лет, повсюду крепло ощущение, что мир пришел в упадок и движется к логическому концу: явно близился час пресловутого Страшного суда.

Дабы избежать нарастающего чувства вины, люди все чаще обращались к монастырям и могуществу священных реликвий. Частицы священных мест, физические останки святых и предметы, с которыми эти святые соприкасались, – по отношению к грешнику все это могло выступать могущественной защитой. Со времен Карла Великого многие алтари хранили мощи и другие раритеты, поклонение которым в повседневной жизни средневековой церкви могло посоперничать с таинствами.