Красотка - стр. 25
– Спокойно, без паники! – выслушав меня по телефону, сказала подружка и очень скоро пришла меня спасать.
У Машки вообще очень хорошо получается разруливать сложные ситуации по линии жизни и быта. В прошлом году, когда я позорно пасовала перед неизбежным переездом на новую квартиру, она в два счета организовала машину, грузчиков и сам процесс транспортировки моего скарба из пункта А в пункт Б. При этом выглядело все так, словно вещи сами построились и зашагали ровными рядами, как в истории про Федорино горе.
– Горюшко ты мое! – вздохнула Машка, явившись ко мне в кабинет с английскими булавками в горсти левой руки и с белым полотнищем в кулаке правой.
– Мы сдаемся? – уныло пошутила я, демонстрируя готовность выбросить белый флаг.
– Да никогда! – ответила победоносная Машка. – Стой ровно, не сутулься! Так… Так…
Отлично! Это именно то, что нужно. – И она отступила, любуясь делом рук своих.
– Это простая льняная салфетка, – с легким (легоньким таким) сомнением напомнила я.
– А смотрится как благородная льняная блузка с V-образным вырезом, – парировала подруга и снова шагнула ко мне. – Дай-ка я еще вот тут булавочкой закреплю… Ну, красота же?
И она громогласно позвала:
– Дим, загляни, оцени!
Дима бросил воспитанно-оценивающий взгляд и уверенно резюмировал:
– Елена Владимировна, да вы просто английская королева!
– Та, которая уже совсем старенькая? – расстроилась я. – Древняя бабушка Виктория?
Что ж такое-то, хоть тоже в клинику за былой красой и молодостью беги!
– Как королева Виктория в ее лучшие годы, – ловко вывернулся помощник. – Являете собой чистый образец хорошего вкуса и элегантности.
– Вкуса – это да, – пробормотала я, не забывая, что под пиджаком у меня салфетка.
Уж она-то много вкусов повидала, надо думать.
– Все, я побежала, мне людей судить нужно, поди, заждался народ приговоров-то, – заторопилась Машка. – А ты держи спину ровно и не дергайся, чтобы булавки не выскочили. Потом расскажешь, как все прошло.
Появившаяся вскоре после подруги-спасительницы секретарь Верочка, оглядев меня со смесью одобрения и сочувствия, кивнула: «Прекрасно!» – и повела нас на лобное место.
В холле у партизанской щелочки с ограниченным видом на высокое парадное крыльцо выжидательно топтался Плевакин.
Он тоже прихорошился: перевязал галстук, начесал скальп и еще залакировал его, надежно спрятав плешь.
– Готова, Елена Прекрасная? – оглянувшись на меня, расцветкой и кротостью схожую с сизой голубицей, спросил Анатолий Эммануилович. – Ну, с богом!
И он самолично распахнул перед нами массивную резную дверь.