Красота – это горе - стр. 51
– Наорэ! – крикнула Деви Аю.
Генерал выпрямился и впервые при девушках улыбнулся.
– Если эти болваны вас еще раз хоть пальцем тронут, напишите мне снова.
– Почему вы так задержались, генерал?
– Если б я поспешил, – сказал он мягко, вкрадчиво, – то застал бы дом пустым.
– Как ваше имя, генерал? – поинтересовалась Деви Аю.
– Мусаси.
– Если родится у меня мальчик, назову его Мусаси.
– Молись, чтобы родилась девочка, – сказал генерал. – Я не слыхал еще, чтобы женщина изнасиловала мужчину. – И, сев в грузовик, ждавший возле дома, укатил, а девушки махали вслед. Едва он скрылся из виду, офицеры, стоявшие и утиравшие с лица испарину, тоже заторопились прочь.
В эту ночь, впервые за все время, девушек никто не домогался. Вечер был спокойный, мирный, и они решили отпраздновать. Мамаша Калонг вынесла три бутылки вина, а Хелена разлила по рюмкам, как священник перед причастием.
– Да хранит Бог нашего генерала, – провозгласила она. – Он такой красавчик!
– Если бы он мной овладел, я бы не сопротивлялась, – заметила Ола.
– Если будет у меня девочка, назову ее Аламандой, в честь Олы, – сказала Деви Аю.
Все кончилось внезапно – никто больше не покушался на них, не выстраивались по вечерам японцы в очередь за их телами. Лишь одно пугало многих из девушек – скорая встреча с матерями: как рассказать им о том, что они здесь пережили? Некоторые репетировали перед зеркалом – собирались с духом и говорили своему отражению: “Мама, теперь я проститутка”. Нет, так не пойдет, надо по-другому: “Мама, я была проституткой”. Но и так не годится – и они говорили: “Мама, меня заставляли заниматься проституцией”.
Но одно дело сказать такое отражению в зеркале, другое – матери. На их счастье, японцы, как видно, не собирались отправлять их обратно в Блоденкамп, а просто держали здесь, в доме, но уже не как проституток, а как военнопленных. Солдаты по-прежнему зорко их охраняли, а мамаша Калонг все так же о них заботилась.
– Шлюхи у меня живут как королевы, – хвалилась она. – Даже если они уже на пенсии.
Шли дни, недели, месяцы, а они возились с Деви Аю, которая все готовила малышу приданое. Из старых вещей, найденных в шкафах, вместе нашили почти полную корзину крохотных одежек. Так коротали они время, дожидаясь конца войны; и вот однажды мамаша Калонг привела повитуху.
– Она принимала роды у всех моих шлюх, кто забеременел, – объяснила мамаша Калонг.
– Но, надеюсь, не только у шлюх она роды принимала, – сказала Деви Аю.
Во вторник, не прошло и года с тех пор, как их привезли сюда из лагеря, Деви Аю родила девочку и назвала Аламандой, как обещала. Девочка была прехорошенькая, вся в мать. С отцом-японцем только и было сходства, что раскосые глаза.