Красота – это горе - стр. 4
– Если доживу до ста лет, – отвечала Деви Аю спокойно и веско, – то успею восьмерых наплодить. Многовато будет.
Розина купила для Деви Аю отрез белоснежного ситца, и та в него завернулась не мешкая – да разве от этого умирают? И пока повитуха сновала по округе в поисках кормящей женщины (впрочем, поиски ни к чему не привели, пришлось ребенку давать ополоски из-под риса), Деви Аю безмятежно лежала в саване на своем ложе и терпеливо ждала, когда слетит к ней ангел смерти.
Когда же время рисовых ополосков миновало и Розина стала кормить ребенка коровьим молоком (что продавалось в магазинах с этикеткой “Медвежье”), Деви Аю так и лежала в постели и никому не разрешала приносить ей девочку по имени Красота. Но весть о безобразном младенце и его матери, лежащей в саване, разнеслась как чума, и стекались люди не только из окрестных селений, но и из самых отдаленных деревень – посмотреть на чудо, чуть ли не рождение святой. Вой диких собак сравнивали с Вифлеемской звездой, а мать, облаченную в саван, – с измученной родами Девой Марией – сравнение, мягко говоря, далекое от истины.
С перекошенными испугом лицами, будто дети, ласкающие тигренка в зверинце, позировали гости уличному фотографу, взяв уродца на руки. А до этого точно так же фотографировались с Деви Аю, так и лежавшей в неизъяснимом покое, будто и нет ей дела до суеты вокруг. Потянулись больные с тяжкими, неизлечимыми недугами – в надежде коснуться ребенка и исцелиться, но Розина сразу же это пресекла, а взамен выносила им ведра с водой, в которой купали Красоту. Иные являлись с надеждой на удачу в сделке или лотерее. Для подобных случаев немая Розина, с самого начала взявшая на себя заботы о ребенке, припасла коробочки для пожертвований, и те быстро наполнились рупиями. Дальновидная девушка, опасаясь, что Деви Аю и в самом деле умрет, решила воспользоваться столь редким случаем и извлечь прибыль, чтобы не беспокоиться ни о “медвежьем молоке”, ни о том, на что жить ей вдвоем с малышкой, ведь трех старших сестер Красоты домой можно было не ждать.
Но конец шумихе вскоре положили полицейские, а с ними и кьяи, усмотревший тут ересь. Вне себя от ярости, кьяи приказал Деви Аю прекратить безобразие, даже саван велел снять.
– Про́сите проститутку раздеться, – презрительно бросила Деви Аю, – тогда гоните монету!
Кьяи, бормоча молитву, поспешил прочь и больше не возвращался.
И снова осталась с Деви Аю только юная Розина, терпеливо сносившая все хозяйкины чудачества, лишний раз доказав, что она одна по-настоящему понимает эту женщину. Еще задолго до попыток избавиться от ребенка Деви Аю обронила, что наскучило ей рожать детей, так Розина и узнала о ее беременности. Вздумай Деви Аю заявить о таком соседкам, жадным до сплетен, – кинуть им кость, как собакам, – те усмехнулись бы презрительно и разразились пустой болтовней: мол, хватит собой торговать, вот и не страшна будет беременность. Но открою вам секрет: скажите это другой проститутке, только не Деви Аю. Никогда не считала она своих троих (а теперь уже четверых) детей наказанием за разврат; нет у девочек отцов, говорила она, значит, нет; не в том дело, что они неизвестны, и уж точно не в том, что ни разу она не стояла с каким-нибудь парнем перед деревенским старостой. Деви Аю верила, что дети ее – дьяволово отродье.