Красный лёд - стр. 33

– Тима, но ведь он же не один? – жалостливо проскулила Таня, ожидая, что сейчас её любовничку морду набьют за крысятничество, а заодно и ей перепадёт на орехи. Девушка заискивала, лебезила, мошенничала.

– Ах да. Таня, я тебя сразу не заметил, извини, – отвесив ей шуточный поклон, Тимур, протянув открытую ладонь к Диме, потребовал. – Давай бутылку сюда.

– Нооо… – Диама "но" протянул, как малыш, которого мама загоняет с улицы домой, заканючил бы "нууу"; пожалуй, в конце "пожалуйста" не хватало.

– Бутылку. Дай. Сюда, – раздельно произнёс Тимур. Добившись своего, он добавил. – Из стакана вылей. Хорошо. – Таня, не дожидаясь замечания в её сторону, сама добровольно избавилась от сорокоградусной гадости. – Любой алкоголь вреден, особенно крепкий. Мозги тупеют, а мне в моей группе пьяных уродов не надо. Усвоил?

Нравоучение пошло на пользу, понурившись, скроив губами куриную гузку, Димон произнёс:

– Да.

– Я рад, что ты меня понял правильно. Другим не забудь передать, что отныне и до конца похода у нас объявляется сухой закон.

Тимур, повернувшись, собрался идти обратно, когда Таня, сделав попытку его остановить, произнесла:

– Тима, ты уходишь?

– Как ни странно – да. Вы тоже поторапливайтесь, ужин должно быть готов через десть минут максимум.

– Можно мне с тобой поговорить наедине? – Таня намеренно напрашивалась на аудиенцию, бесстыже стреляя глазками, поводя грудью, делала недвусмысленные намёки.

Поняв правильно Таню Тимур, передёрнув плечами, высказался:

– Потом поговорим, мне сейчас некогда. Не задерживайтесь тут, не заставляйте всех вас ждать.

Несколько следующих дней походников гнал, как стадо баранов, пастух Акулов: он так на них подналёг, что экспедиция в «Рай» для некоторых могла закончиться в самом настоящем раю. На седьмой день гонки, неизвестно зачем, молодой организм туристов отреагировал на увеличенные нагрузки перестройкой биологических систем и связей. Ребята приспособились к бешеному ритму, задаваемому Тимуром: они по-прежнему умирали каждый вечер, но уже не ложились спать, как в могилу, а на утро не чувствовали себя разбитыми подагрой столетними стариками.

Тимур Акулов не просто вёл туристическую группу – подбадривая, угрожая, обещая, он, игравший в молчанку по дороге первые четыре дня, вёл красноречивые проповеди, описывая жизнь, в которой есть яркие понятные цели; такие друзья, которых можно и нужно называть соратниками, готовыми отдать жизнь за общее дело, противопоставляя такую жизнь их травоядному существованию зверушек, боящихся всего на свете, существующих от утра до утра в ожидании прихода большого мясника, вооружённого жертвенным тесаком. Акулов заставлял их каяться (того же Диму – в пристрастии к бутылке, а Адама – в пренебрежении к занятиям боевыми видами спорта; девочек в дороге не трогал), по вечерам, у оранжевого пламени костра делиться сокровенным, говорить о своих желаниях, мечтах, страхах. По началу туристы сопротивлялись, но потом сами не могли жить без этих вечерних разговоров по душам. Вроде неприятно, временами болезненно противно, а хочется продолжать выпускать из себя муть перебродивших обид. Похоже скальпель Тимур вскрывал их гнойники, а они выдавливали из себя заразную благодать Сатаны и никак не могли остановиться, чем больше они прикладывали усилий, тем больше её становилось. Первой, кто сдался на милость пастуха победителя, стала Таня. После очередного рекордного перехода сидели у костра молча, рубали перловую кашу с тушёнкой. Диме с третьего раза удалось сварить крупу так как надо, как того требовал Акулов. Адам наполнил тарелки (после проигрыша в драке он выступал в роли кухарки, помогал Диме по кухне), Тимур завёл разговор: