Красные туфельки. Китайская проза XXI века - стр. 60
– Теперь собачка твоя, нужно хорошенько за ней ухаживать.
Поначалу девочка жила с собакой в мире и согласии, любила водить ее гулять. Но потом стала воевать с ней, будто с врагом. Однажды он увидел, что у нее расцарапаны уголки рта, а у собаки ухо в крови.
– Ты бы с ней по-хорошему, – сказал он. – Она все понимает и может стать тебе другом.
Девочка из-за царапин не расстроилась и не рассердилась. Ей нравился новый враг, нравилось воевать с ним, и она дралась с собачкой так яростно, что та аж подвывала, обороняясь.
Через какое-то время он нашел собачку в ее маленькой конуре мертвой. Застывшее тело, коготки вверх. Он присел и обнаружил глубоко вогнанный в лоб гвоздь. Кровь текла из раны распускающимся пионом. Похолодев, он вдруг осознал, что правитель небесный послал ему девочку в наказание, чтобы он ощутил страх в душе – ведь, убивая столько лет, он считал, что страх ему уже неведом. С телом собачки на руках он подошел к ней. Девочка спокойно смотрела на него и никакого чувства вины не выказывала. Наверное, испытывала лишь легкую досаду, что заклятого врага уже не будет рядом.
Сына соседки он считал туповатым, но славным малым, да и девочка ему очень нравилась. Он даже доверил этому мальчику провожать ее в школу и обратно. Девочка разрешала ему нести свой рюкзак, а сама шагала впереди, покачивая бедрами. Глядя на нее с веранды, он чувствовал, что, повзрослев, она наверняка станет такой же, как мать, обольстительницей, из-за которой мужчины сходят с ума. Но при мысли об этом душа начинала ныть. Печалился он не о том, что кто-то уведет ее. Он переживал, что рука этого ничего не подозревающего мужчины, лаская ее тело, скользнет вниз и наткнется на шрам. Для него этот шрам особенный, казалось, в нем сосредоточены все характерные черты и странности ее натуры. А шрам нанес ей он, словно даровав новую жизнь. Хотелось держать ее при себе, как сокровище, как произведение искусства, чтобы никто не смел дотронуться до нее.
Учась в школе первой ступени[23], девочка пристрастилась к фильмам ужасов. Он нередко покупал компакт-диски, и они смотрели их вместе, сидя рядом на диване. Девочка уходила в них с головой, но в отличие от обычных девиц страха не испытывала и не взвизгивала, а просто сидела и смотрела. И только самый кровавый или жуткий эпизод мог вызвать у нее на лице довольное выражение. Его это удручало. Возможно, хотелось, чтобы она, как обычные девочки, от ужаса зарылась бы лицом ему в грудь. Он никогда не обнимал ее, потому что никогда не понимал тех, кто предъявляет требования к другим. Он считал, что люди обособлены друг от друга и между ними нет ничего общего. Он ни от кого не ждал даров или помощи. Но и сам не помышлял кому-то помогать. Девочка была исключением. Этого совершенно не поддающегося контролю чувства он и сам не мог объяснить. Словом, он не решался чего-то требовать от нее, не говоря уже о том, чтобы на что-то надеяться.