Краснознаменный отряд Её Императорского Высочества Великой Княжны Анастасии полка (солдатская сказка) - стр. 57
Так и случилось, что доктор обзавелся семейством, а в нем пара стариков и трое детей, старшей девятнадцать. Дети брали уроки флейты, но они больше думали о хлебе и особенно о колбасе. Они не пробовали её целую вечность.
За небольшую мзду Пустовойт сговорился с Анталем Игнацем и хранил свои вещи на чердаке с детскими игрушками. Ученики зубрили уроки, в игрушки не играли.
Родители Наоми считали Пустовойта завидной партией, и они облизывались на него, словно он был булочкой с изюмом. Его глазки-бусинки и пухлые щеки делали его похожим на сдобу, только живую и подвижную.
Ко всеобщему удивлению, Наоми заявила, что не хочет выходить замуж, а поступает служанкой в замок Кельштайн. Не сказать, чтобы у матери это вызвало радость, но во всяком случае, встретило понимание – половина жителей города была так или иначе связана с замком. Мария Габриэла Антонина уговаривала доктора спросить там работу, но Иоганн Штейнбрехер его не отпускал. Он оказался беспокойным пациентом и постоянно жаловался на боль, на всё обижаясь и упрашивая, чтобы ему дали умереть своей смертью. Доктора Пустовойта поражало малодушие иных пациентов, которые пройдя тяжкое испытание, впадали в уныние, и в силу душевного упадка страдали от телесных болей. Также доктора беспокоила отечность, которая возникла у фотографа после перелома. Причиной тому служило нарушение кровотока в области травмы или повреждение мышечной ткани. Отек мог возникнуть как сразу после получения травмы, так и через продолжительное время после неё. В случае Штейнбрехера отёк образовался сразу.
Все силы доктор бросил на борьбу с патологической подвижностью конечности. Беспокойный больной постоянно ощущал потребность вставать и барахтался в поисках опоры, но она была невозможной, и движения его сильно затруднялись. Пустовойт потребовал кожаные ремни и привязал пациента к кровати, отчего тот напоминал грешника в аду. Наряду со скелетным вытяжением доктор позаботился об иммобилизации тугой повязкой. Про гипсовую повязку в аптеке не знали, но обещали доставить ее из Вены.
Г-н Штейнбрехер, преисполненный благодарностью к врачу и сиделкам (их роль исполняли его жена и дочь), чрезвычайно тяготился суровыми условиями, в которых протекало его лечение, и это служило темой его постоянных жалоб. Приговор доктора был суров: срок ношения повязки зависел от многих факторов и мог составить 4 месяца. Больших трудов стоило заставить фотографа утихомириться, он все искал положение, в котором боль будет более-менее сносной – и так продолжалось до тех пор, пока доктор не делал ему укол морфия.