Красношейка - стр. 18
– Он метит в Верховный суд? – спросила она.
– Ему и сорока не стукнет, а он уже будет там заседать.
– Тысячу крон – не будет!
– Принято.
Они рассмеялись и чокнулись бумажными стаканчиками.
– Я возьму этот вот выпуск «МОДЖО», не возражаешь? – спросила она.
– Там на развороте – десять худших фотографий Фредди Меркюри. Голый торс, набедренная повязка и улыбка до ушей. Полный набор. Забирай!
– А мне нравится Фредди Меркюри. Нравился.
– Я и не говорил, что мне он не нравится.
Синее в крапинку вертящееся кресло, которое испокон веков было установлено на нижнем уровне, вдруг протестующе заскрипело, едва Харри попытался откинуться на спинку. Он сорвал приклеенный на его телефон желтый стикер с надписью рукой Эллен.
– Что это такое?
– А ты сам не видишь? Тебя спрашивал Мёллер.
Харри рысцой устремился по коридору, предвкушая, как шеф будет поджимать губы и озабоченно хмурить брови, когда узнает, что Сверре Ульсен снова на свободе.
Молодая розовощекая девушка у ксерокса торопливо улыбнулась, когда он пробегал мимо копировальной комнаты. Харри не улыбнулся ей в ответ. Вероятно, какая-нибудь новая сотрудница. Аромат ее духов был приторным и тяжелым и только раздражал его. Он посмотрел на секундную стрелку часов.
Итак, теперь его раздражают духи. Что с ним, собственно, происходит? Эллен как-то сказала, что ему не хватает простых потребностей, которые помогают расслабиться нормальным людям. После возвращения из Бангкока он так надолго залег на дно, что потерял всякую надежду когда-нибудь подняться. Все кругом было холодным и мрачным, все одинаково давило. Будто он и в самом деле давным-давно лежит под водой. Кругом была гробовая тишина. Когда люди говорили с ним, слова, как пузыри воздуха, вырывались у них изо рта и уносились вверх. Вот что такое тонуть, думал он и ждал. Но ничего не происходило. Пустота, и все. И больше ничего. Но он справился.
Благодаря Эллен.
Она появилась в его жизни в первые же недели по его возвращении. Каждый вечер, когда в конце рабочего дня он собирал свои вещи и шел домой, она следила, чтобы он не заглядывал в пивную, приказывала ему не нервничать, если он опаздывал, решала, годен он сегодня к работе или нет. Пару раз отсылала его домой, угрожая, что иначе не будет с ним разговаривать. На это уходило время, но Харри особенно некуда было торопиться. И как-то в пятницу она с удовлетворением отметила, что Харри не брал в рот ни капли уже целую неделю.
Под конец он прямо спросил, зачем ей, девушке с блестящим юридическим образованием и не менее блестящими перспективами, надевать себе на шею такое ярмо. Разве ей не понятно, что ее карьере это никак не поможет? Или она не может найти себе более преуспевающих друзей?