Краснофлотцы - стр. 9

После этого налета немцы начали бомбить Керчь каждый день, атаковало до 28 самолетов, иногда и меньше. Были ли у нас еще подбитые цели? Кто знает, первого мы точно подбили, и дальше стреляли, бывало, что задымил какой-то враг, но кто его подбил, не знаю, ведь в Керчи располагались четыре зенитные артиллерийские батареи противовоздушной обороны, стоявших на охране военноморской базы. Но больше у нашего орудия явных успехов не имелось. Когда немцы прорвали фронт на Перекопе, нашу батарею демонтировали, погрузили на баржу и переправили на Таманский полуостров. Там мы стояли на каком-то кургане. Вскоре прошел слух о том, что будут высаживать морской десант в Керчь. И мы пронюхали это дело, я с товарищем Николаем. И добровольно пошли в отдел кадров Керченской военно-морской базы, которой командовал контр-адмирал Александр Сергеевич Фролов. Подали заявления, и нас перевели во флотский полуэкипаж, начали активно готовиться к десантированию, прыгали с судов и бегали по берегу. В ночь с 25 на 26 декабря 1941 года весь наш флотский полуэкипаж в первом эшелоне высаживался по всему Керченскому проливу.

Наша группа, двадцать два десантника, высаживалась в Камыш-Буруне. Командовал нами старший лейтенант Гасилин, комиссаром являлся лейтенант Степанов. На складе выдали продуктов на три дня, а про боеприпасы сказали одно: «Берите, кто сколько унесет». Каждый понабирал полный вещмешок гранат Ф-1, по две бутылки с зажигательной смесью для борьбы с танками и вдосталь патронов к винтовкам, у нескольких десантников имелись автоматы. Сели на торпедный катер. Со мной был мой товарищ Коля Шульженко, на флоте вообще поощрялось, когда друзья держались вместе. Когда нас как-то хотели разъединить, то мы сразу же выразили протест, и вообще держались друг друга. В море было множество катеров, началась большая десантная операция. В Керченском проливе штормило, было до шести баллов, и когда мы вышли в море, палубу буквально заливало. Как скорлупку нас бросало из стороны в сторону, я сидел на торпеде, плащ-палатками закрывались, но не сильно помогало, так что пока 22 километра прошли по морю, вымокли до нитки. При этом, хотел бы подчеркнуть, мы шли освобождать нашу землю, поэтому дух в каждом был сильный, настроение очень боевое, героическое. И когда мы подошли к берегу, то высадились на Камыш-Бурунский пляж, неподалеку от которого располагалась пристань. Мне никогда не забыть момент высадки на берег. Торпедный катер носом буквально уткнулся в мелководье, большие волны перекатывались через борт. Мы стали прыгать прямо в воду, было мелко. И тут откуда-то сбоку ударил вражеский пулемет, тогда командир катера скомандовал: «Все за борт, полный назад!» Я еще оставался на борту, посмотрел, волна накатывает на берег, винтовку и боеприпасы поднял над собой и прыгнул в воду. Вышли на берег, тут же упали на землю. Но немцы нас не обнаружили, потому что повсюду летали наши самолеты-кукурузники и сбрасывали бомбы на вражеские позиции, торпедный катер издавал такой гул, что он сильно напоминал авиационный, и его приняли за самолет. В результате мы внезапно двинулись вперед и освободили пристань. Захватили кучи угля и разгрузочные краны, причем командир топал впереди, а мы с Колей шли последними в группе. И Гасилин нам определил позицию на одной из куч угля, приказав: «Лубенцов и Шульженко, будете здесь обороняться». Так что мы засели около моря, легли с Колей, вокруг камыши. Из сапог повыливали воду. Основная часть нашей группы расположилась в рабочем депо. Рассвело, утром немецкая разведка появилась, мы ее встретили. Они же не знали, что мы тут засели, хотя передвигались настороженно. Сразу же открыли огонь на поражение, одного врага взяли в плен, остальные отошли. 26 декабря враги предприняли первую атаку, затем вторую и третью. Откровенно говоря, нас спасли гранаты Ф-1, потому что ружейный огонь небольшой группы был не очень эффективен. Ночью, вопреки немецкой привычке, нас пытались сбить с позиций, а 27 декабря атаки повторялись и повторялись. Уж и не помню, когда случалось затишье, казалось, что бои идут беспрерывно. А 28 декабря рано утром к нам прорвался сейнер, мне командир кричит, чтобы я принимал конец к тумбам из чугуна на пристани. Немцы постреливают, потому что корабль видно хорошо. Около пристани один из матросов вышел к борту, здесь уже не стреляли. Этот моряк бросил мне трос, я поймал его конец и набросил на тумбу. После причаливания стали выходить солдаты из кубриков – носового и кормового, это была стрелковая рота 302-й стрелковой дивизии. И здесь уже поддержка большая, у них имелось два «Максима», ручные пулеметы, а также ротные 50-мм минометы. Наш боевой дух поднялся, ведь в группе больше половины личного состава к тому времени вышло из строя. Мы уже ни на что не надеялись до прибытия подкрепления. И вместе с пехотой мы еще 28 декабря бились. В этот день к нам пробивалась баржа с частями артиллерийского полка. Ее тащил буксир, но почему-то делали все на виду, поэтому немцы сначала расстреляли в упор буксир, а затем пришел черед баржи. Ни один человек не спасся, ведь там даже лодок не имелось, и немцы прицельно расстреливали людей в воде.