Красное вино Победы (сборник) - стр. 9
Денис Иванович с любопытством и даже как будто с удивлением оглядел ребятишек.
– Чистые сапустаты! – подсказал дед Квадрат.
– Погоди, не лотоши, – поморщился Денис Иванович и спросил Аполошку, повертев перед его закопченным носом найденной на наковальне железякой. – Ты ковал?
– Я… – отворачиваясь, сознался Аполошка.
– Это что ж такое будет?
Аполошка промолчал.
– Это дышляк, – сказал за него малец.
– Что за дышляк?
– Это что колеса вертит, – быстро заговорил Митька, заблестев непросохшими глазами. – Мы тут паровоз делали. И все обратно положим, как было…
Митька с поспешностью подскочил к груде железного хлама и вытащил оттуда самоварно блеснувшую артиллерийскую гильзу крупного калибра.
– Это вот котел самый… Куда воду наливают… Мы вот тута дырку заклепаем, и котел будеть… А тут колеса… Пар сначала пойдет здеся, потом здеся и здеся…
Денис Иванович еще раз оглядел «котел» и поставил на наковальню.
– Ты вот что, Аполошка… Паровоз – это ладно… Ты мне скажи: болт отковать сможешь?
Аполошка перемялся ботинками.
– Ну что ж молчишь? Экий ты козюлистый!
– С нарезкой? – глядя куда-то в сторону, спросил Аполошка.
– Как положено.
– Если с нарезкой, то плашки надо.
Говорил он медленно, тягуче, словно брел по вязкой топи и с превеликим трудом выволакивал слова-ноги.
– А ты откуда это знаешь, что плашками?
Аполошка поддернул носом, и даже что-то презрительное промелькнуло в его сумрачном чумазом лице.
– А как же?
– Гм… – пожевал губами Денис Иванович. – Ладно, делай пока без нарезки.
– Простого болвана?
– Давай простого.
– Сейчас прямо? – недоверчиво спросил Апо-лошка.
– Сейчас и валяй.
– Дак какой надо? На три четверти, на пять восьмых или какой?
– Валяй на три четверти.
Аполошка потянул из вороха железа длинный прут и кивнул Митьке:
– Ну-ка, качни.
Митька с радостной готовностью подскочил к мехам, схватил за ремешок, перехлестнутый за деревянную вагу над головой, и повис на ремешке обезьянкой, задрав кверху сапоги. Оттянув рычаг, он снова ступил на землю и ослабил ремень.
Внутри горна, над шлаком, что-то загудело, зашипело, малиновое пятно остывающих углей живо брызнуло искрами и засинело огоньками. Аполошка пошурудил огонь и сунул прут в угли.
Красный летучий отсвет озарил Аполошкин подбородок, мослатые скулы, бугристый лоб, все, что было упрямого в этом нескладном подростке, оставив в тени лишь его раздумчиво-синие, широко распахнутые глаза. И от этого озарения, а может, и от чего иного, невидимого, загоревшегося в самом Аполошке, он враз как-то повзрослел, сурово построжал, будто заказанное ему дело прибавило целый десяток лет. Оно и всегда так: серьезная работа старого мастера молодит, юнца – мужает.