Красное солнце валькирии - стр. 15
– Если ты умная, то немедленно дашь слово ничего не предпринимать! Мне и так будет тошно в камере, не прибавляй беспокойства за твою жизнь.
– А зачем тогда ты мне все это рассказал? Меньше знаешь, крепче спишь.
– Мучила мысль, что ты считаешь меня убийцей.
– Я не считаю.
– Я же видел твои глаза, когда ты вошла.
– Просто в стрессе была. Но я так не думаю.
– Это успокаивает. Так что? Обещаешь?
Софья опустила глаза и кивнула.
– Обещаю.
Иван посмотрел и не поверил.
Какого черта он к ней заявился? Вот ведь дурак! Поддался порыву, а надо было сначала голову включить и подумать, к чему его россказни, версии и домыслы могут привести. Ведь сразу же понял, что эта женщина не робкого десятка, еще когда она заявилась ругаться из-за дрели.
Как теперь отмотать назад, заставить ее забыть все, что он наговорил?
Иван уже было открыл рот, собираясь толкнуть прочувствованную речь, но вдруг понял: он пришел вовсе не для того, чтобы оставить на хранение платок, и даже не для того, чтобы уверить ее в своей невиновности.
Просто хотел еще раз увидеть эти шоколадные глаза и услышать завораживающе мягкий и тоже шоколадный голос.
Ну и как? Увидел и услышал?
Придурок ты, Ваня!
Протасов даже зубами скрежетнул, а потом решительно поднялся и направился к выходу.
– До свидания, Софья Павловна.
– До свидания, Иван Сергеевич.
Она даже не встала, чтобы его проводить.
На следующий день утром Ивана задержали.
Если свербит в попе
Софья видела в окно, как подъехала машина, трое зашли в подъезд, а потом вышли с Иваном. Никаких наручников на нем не было. Он просто сел в машину, и все.
Придя на работу, она перво-наперво позвонила Игорю и уже через минуту знала, что убитый действительно не имел никакого отношения к бригаде, никогда в квартире не появлялся и никому из рабочих не известен. Но Колобов знал не только это. Оказывается, документов при трупе не нашли и личность его до сих пор не установлена.
Итак, тупик, и менты об этом знают. Теперь как пить дать начнут выколачивать признание из Протасова, которое называется «чистосердечным». То есть надо взять и признаться в убийстве, чтобы сердце очистилось окончательно и наконец застучало, как пламенный мотор.
Весь рабочий день она думала о том, что произошло, поэтому безбожно косячила во всем, чем пришлось заниматься. Даже Ирочка Соловьева заметила: с начальницей что-то не так, и с фальшивой тревогой в голосе поинтересовалась, хорошо ли та себя чувствует. Софья посмотрела на нее задумчивым взором и пошла к директору отпрашиваться. Ей казалось, дома она сможет собрать мысли в кучку и что-нибудь придумать. Что именно надо придумать, она не знала, но чувствовала – должна.