Красная стрела. 85 лет легенде - стр. 28

, “Вертоград моей сестры, Вертоград уединенный”. В нем звучат слова из “Песни Песней”: “Запертый сад – сестра моя, невеста, заключенный колодезь, запечатанный источник”, – но от Средневековья только стена и осталась, зайдя за ограду, оказываешься в небольшом и аккуратном английском саду, никаких стриженых деревьев. Но стена же все и определяет: Воянов сад воплощал мою пражскую отгороженность, и мне в нем было очень хорошо, я часто заходил в него покурить, погулять, посидеть, почитать – к тому же стена определяла и особый микроклимат сада. В Вояновом саду было очень тепло.

Особенно меня поражал фонтанчик, бьющий в небольшом каменном бассейне. В самом фонтанчике не было ничего особенного, но работающий фонтан в январе – в этом была какая-то для меня, приехавшего из сугробов, особая привлекательность. Ведь о юге ничего не свидетельствовало: снега не было, но деревья стояли голые, вокруг была мягкая, с зеленью травы, но зима. Не средиземноморская, а все же богемская, и зимний фонтан – в этом была для меня привлекательная странность. К тому же в бассейне плавали большие и ленивые золотые рыбины, и ярко-красные пятна своим тихим шевелением в мелкой чаше фонтана Воянова сада в самом сердце серовато-сырой январской Праги гипнотизировали меня, заставляя вновь и вновь к ним возвращаться.

В начале февраля я почувствовал какую-то усталость. Прага измотала меня, как слишком интенсивный секс: повторения еще хочется, но уже не можется. Как следствие импотенции, наступила тоска, а вместе с ней и желание что-то наконец делать, выйти из эйфории, заставлявшей меня двигаться по кругу, как “В прогулке заключенных” Ван Гога: так, изможденные слишком страстной любовью, мы, любовь не утратив, тем не менее пытаемся оторваться от объекта страсти, заняв мозг чем-то другим; зато если объект страсти попытается сделать то же самое, наша любовь и в ненависть может превратиться, ибо нет ничего эгоистичнее страсти. Прага меня бросать не собиралась еще целый месяц, поэтому я позволял себе проявлять некоторое к ней безразличие. Еловые лапы и вертепы из церквей уже давно исчезли, и ударили заморозки, стало холодно. Я стал больше времени проводить в музеях, библиотеках, ночных клубах и даже завел какие-то знакомства. Зайдя в Воянов сад, я обнаружил свой фонтан выключенным, воду в бассейне замерзшей, а красных рыбок в лед впаянными, тупых и недвижимых. Я решил, что они умерли.

Как раз в это время я наконец-то собрался дойти до места, давно меня манившего, но от которого меня все время отвлекали другие встречи. Этим местом была вилла Звезда, или, как чудесно звучит это название по-чешски,